Александр Солженицын - Архипелаг ГУЛАГ. 1918-1956: Опыт художественного исследования. Т. 3
114
Ещё сколько!.. Побольше ваших!
115
Какая интеллектуальная глубина думы! Кстати, не так уж молча: с непрерывными раскаяниями и просьбами помиловать.
116
Мы? — "только выполняли приказ", "мы не знали".
117
Железняк и меня самого «помнит»: "прибыл в кандальном этапе, выделялся склочным характером; потом был отправлен в Джезказган и там вместе с Кузнецовым был во главе восстания"…
118
Очень важное свидетельство!
119
Верно, что — легион, верно. Только впопыхах не проверили по Евангелию цитату. Легион-то бесов…
120
А окончательно — секретным приказом Главного управления по охране государственных тайн в печати 10 д. с. п. от 14.2.74 — изъять и истребить "Ивана Денисовича", "Матрёнин двор" и другие опубликованные рассказы (подпись Романов).
121
На всякий случай тоже прячется: чёрт его знает, куда ещё рванёт ветер!..
122
Такое впечатление, что Алдан-Семёнов знает быт вольных начальников и места те видал, а вот быт заключённых знает плохо, то и дело у него клюквы: баптисты у него — «бездельничают», татарин-конвоир подкормил татарина-зэка, и поэтому решили зэки, что парень — стукач! Да не могли так решить, ибо конвой однодневен и стукачей не держит.
123
М. Чарный. "Коммунисты остаются коммунистами". «Литгазета», 15.9.64.
124
Вспомним А. Захарову: всё те же и остались!
125
"Литературная газета", 5.9.64.
126
Касюков и Мончанская, "Человек за решёткой". "Советская Россия", 27.8.60. Инспирированная правительственными кругами статья, положившая конец недолгой (1955–1960) мягкости Архипелага. Авторы считают, что в лагерях созданы "благотворительные условия", в них "забывают о каре"; что "з/к не хотят знать своих обязанностей", "у администрации куда меньше прав, чем у заключённых" (?). Уверяют, что лагеря — это "бесплатный пансионат" (почему-то не взыскивают денег за смену белья, за стрижку, за комнаты свиданий). Возмущены, что в лагерях только 40-часовая неделя и даже будто бы "для заключённых труд не является обязательным" (??). Призывают: "к суровым и трудным условиям", чтобы преступник боялся тюрьмы (тяжёлый труд, жёсткие нары без матрасов, запрет вольной одежды), "никаких ларьков с конфетками" и т. д., к отмене досрочного освобождения ("а если нарушишь режим — сиди дальше!"). И ещё — "чтобы, отбыв срок, заключённый не рассчитывал на милосердие".
127
Чем кончилась история — так и не знаю.
128
Она не допускает — «судить», этого и язык не выговорит.
129
И лишили нас возможности открыть там музей.
130
Если не работали — откуда деньги? Если на Севере, да ещё в 1955 — откуда телевизоры? Ну да уж я не перебивал, рад был послушать.
131
К тому же описанное (вместе с «зачётами» и "условно-досрочным освобождением") ещё Чеховым в «Сахалине»: каторжные из разряда исправляющихся имели право строить дома и вступать в брак.
132
Кстати, в начале 1955 года был проект выплачивать за все просиженные годы, что было вполне естественно и выплачивалось так в Восточной Европе. Но не столько ж людей и не по столько лет! Подсчитали, ахнули: "разорим государство!" И перешли к компенсации двухмесячной.
133
С. Караванский. «Ходатайство». Самиздат, 1966; А. Марченко. "Мои показания". Самиздат, 1968.
134
Интересно, как при публичных и неизменных похвалах деятельности этого учреждения, оно с каким-то внутренним поиском никак не может долго оставаться в шкуре одного названия, что-то тяготит его, всё время должно оно переползать в обновлённую шкуру. Так получили мы и МООП. Кажется — совсем ново, правда, очень свежо для слуха? Но ехидный язык непременно обманет и выдаст. Министерство-то получилось охраны, то есть охранка? Вот рок названий! Куда от них уйти?
135
А как учитывалась при этом степень «исправленности» данного преступника? Да никак, чту мы — электронные машины, что ли! Мы не можем всего учесть!
136
ти и последующие режимные условия в течение 60-х и 70-х годов всё ужесточались. (Примечание 1980 г.)
137
Ещё одно сокращение прежних годов всё недосуг привести: что такое ОЛЖИР?! Особый Лагерь Жён Изменников Родины (был и такой).
138
Сбежишь, пожалуй, и на особый, в полосатую шкуру!..
139
Сам министр Охраны Тикунов рассказал мне (сейчас будет о нашей встрече) такой случай: на индивидуальном свидании (то есть, в закрытом доме, три дня) приехавшая к сыну мать была ему за жену. Сюжет античный, — ведь и дочь кормила отца из сосцов. Но господин министр, кривясь от мерзости этих дикарей, нисколько не думал: как это холостому парню не видеть женщины 25 лет.
140
Ну как вообразить всех этих разнообразных рецидивистов! Вот в Тавдинской колонии сидит 87-летний бывший офицер — царский, да наверно и белый. К 1962 году он отбыл 18 лет второй двадцатки. Окладистая борода, учётчик на производстве рукавиц. Спрашивается: за убеждения молодости — может быть сорок лет тюрьмы многовато? И сколько таких судеб, не похожих на другие!
141
Только от Марченко мы узнаём их новый приём: вливать кипяток, чтобы погубить пищевод.
142
Тем более, как знаем мы теперь от Марченко, что уже не ловят, а только пристреливают.
143
Вместо выкинутого на переплавку клодтовского памятника атаману Платову.
144
Первый секретарь ростовского обкома Басов, чьё имя вместе с именем Плиева, командующего Северо-Кавказским военным округом, будет же когда-нибудь надписано над местом массового расстрела, за эти часы приезжал в Новочеркасск, и уже бежал, напуганный (даже, говорят, с балкона 2-го этажа спрыгнул), вернулся в Ростов. Сразу после новочеркасских событий он поехал делегатом на героическую Кубу.
