Галина Гудкова - Будут жить !
Неподалеку от места, где я лежала, торчали из склона балки торцы бревен. Приглядевшись, поняла: это накат перекрытия, хорошо замаскированный дерном и кустиками полыни. Может, тут находится КП? Подошла, толкнула дверь из неошкуренных горбылей.
...В тесном помещении, слабо освещенном "катюшей" - нехитрым светильником, сооруженным из сплющенной снарядной гильзы и обрывка телефонного провода вместо фитиля, едко пахло гарью. У дощатого шаткого столика коренастый сержант торопливо снаряжал пулеметные диски.
Назвалась, сказала, что хочу видеть командира батальона. Сержант, не выпуская из рук очередной диск и патрон, на миг вытянулся:
- Писарь штаба сержант Батырев! Товарищ комбат наверху, на наблюдательном, ведут разведку боем... А вы надолго, товарищ военврач?
- Насовсем. Далеко наблюдательный?
- Рукой подать! Ступайте вверх по балочке, возле третьей большой воронки - тропочка. Там поаккуратней... Да вы обождите маленько, я провожу.
- Не беспокойтесь, доберусь. А где медпункт, где ваш фельдшер?
- Какой там медпункт! - сказал Батырев. - Да и фельдшер в госпитале... Лучше обождите меня, товарищ военврач третьего ранга. Там же ползком надо! Если что случится, мне ни комбат, ни ребята нипочем не простят. Три диска всего осталось...
Но я не стала ждать писаря: во взводах и ротах, несомненно, имелись раненые.
Третью большую воронку и ведущую наверх тропочку отыскала без труда. Балка в этом месте была достаточно глубокая, но грохот боя приблизился вплотную. Когда поднялась по тропинке, то увидела, как стремительно вдруг облетели веточки с ближнего куста. Мгновенье спустя догадалась: срезало пулеметной очередью.
Метров сто ползла, изредка поднимая голову, чтобы убедиться: с направления не сбилась, приближаюсь к бугорку, который является, по всей видимости, наблюдательным пунктом комбата.
Не ошиблась. Бугорок - нашлепка из тонкого накатника и слоя земли прикрывает расширенную стрелковую ячейку. У входа в этот "блиндаж", подтянув колени к подбородку, примостился связист с катушкой черного телефонного провода. Он курит, часто и жадно затягиваясь, а из блиндажа доносится яростный мужской голос: бранит на чем свет стоит какого-то Косарева. Я разобрала, что Косареву приказывают занять первую траншею противника и не возвращаться, если этого не сделает.
Проползла еще несколько метров, залегла в редких кустиках полыни вблизи "блиндажа". Приподняла голову. Выше по склону, всего в сотне метров от наблюдательного пункта батальона, клубилась подвижная, то опадающая в одном месте, то вздымающаяся в другом стена дыма, огня и пыли. Земля вибрировала. Если ослабевал гул орудий и минометов, слышалось остервенелое рыканье пулеметов. Среди разрывов, в серых провалах дымной стены виднелись фигурки людей. Они вставали с земли, бежали, падали, снова вставали, а иные ползли обратно к балке.
- А это кто еще?! Чего вы тут?!
Обернувшись на резкий окрик, я увидела широкоплечего старшего лейтенанта с воспаленными серыми глазами, попыталась подняться на ноги:
- Я врач. Назначена...
- В блиндаж! Убьют же!
Следом за старшим лейтенантом втиснулась в крохотный блиндажик наблюдательного пункта. Там, спиной ко мне, прильнув к смотровой щели, прижимая к уху телефонную трубку, срывая голос командами, сидел человек в шинели с капитанскими погонами. Я видела только его спину, перекрещенную ремнями походного снаряжения, и коротко стриженный, узкий мальчишеский затылок.
Старший лейтенант смотрел вопросительно и требовательно. Я прокричала свое звание и фамилию, прокричала о своем назначении. Человек в шинели с капитанскими погонами на миг обернулся. У него было молодое, худощавое лицо с немигающими глазами, с острым взглядом. Впрочем, через мгновение он снова прильнул к смотровой щели, к телефону.
- Выбрали в штадиве времечко послать вас! - крикнул старший лейтенант и протянул широченную ручищу: - Макагон. Замполит. Комбату не до вас. Ждите!
Ждать пришлось больше часа, пока атакующие роты не начали по приказу комбата отход. А время ожидания, время бездействия - самое тяжелое время...
Наконец командир батальона оторвался от смотровой щели, обернулся, выслушал мой доклад, закурил. Фамилия комбата была Юрков, имя-отчество Борис Павлович. Выяснилось, он и сам-то в батальоне третий день, прибыл из госпиталя, а ранен под Сталинградом, где командовал ротой курсантов Краснодарского пехотного училища.
- Капитан принял командование во время боя, - добавил старший лейтенант Макагон.
Командир батальона и замполит выглядели очень молодыми, но сильно разнились внешностью: комбат худощав, быстр, резок в словах и движениях, замполит плотен, нетороплив, даже медлителен.
Меня, естественно, интересовало медицинское обеспечение батальона. Юрков махнул рукой: во всех ротах, кроме третьей, санинструкторы выбыли из строя. Надо бы хуже, да некуда...
- Поутихнет - организуйте эвакуацию раненых, - приказал Юрков. - В помощь санитарам каждая рота выделит носильщиков.
Макагон подсказал: медпункт можно организовать в соседней балочке, там никого нет, обстреливают балочку редко.
- Только в ничейную зону не суйтесь, - грубовато предупредил Юрков. Нам врач нужен живой!
Конец его фразы заглушил близкий разрыв снаряда.
При разведке боем понесла большие потери 1-я рота старшего лейтенанта Н. М. Ивченко. В сопровождении выделенного бойца я и направилась в эту роту. Вернее, поползла.
Ивченко, русый, светлоглазый, с темным, в пыли и копоти лицом, оборудовал командный пункт в воронке от авиабомбы. В обращенном к противнику скате воронки - укрытие, рядом "лисьи норы" для связистов. Командир роты сказал, что многих раненых вытащили, уложили в траншеи и щели.
Пошла по траншеям. Продвигаться приходилось с осторожностью, чтобы не потревожить тяжелораненых. У иных забинтованы головы, у других - грудь, у третьих - руки и ноги. Некоторые повязки пропитались кровью... Люди стонут... А легкораненые возбуждены: смертельная опасность пережита, осталась позади, скоро лечение в медсанбате. И сладок им сейчас горький табачок!
Перевязки, уже сделанные большинству раненых, оказались вполне сносными, хотя делали их не профессионалы, а свои же товарищи. Я лишь подбинтовала раненного в живот да нескольким бойцам наложила шины на руки и ноги, поскольку у них были ранения с повреждением костей. Находившиеся в сознании тяжелораненые глядели на меня с надеждой, спрашивали, когда их эвакуируют.
- Скоро, миленькие, скоро! - обещала я, указывая сопровождавшим санитарам и носильщикам, кого эвакуировать с переднего края в первую очередь.
