М. Колесникова - Рихард Зорге
Литература, искусство, музыка, проблемы художественного творчества – вот сфера, в которой оба растворялись во время коротких встреч. Вместе заходили в букинистические магазины, отыскивали какую-нибудь редкую книгу. Гуманитарная культура, эстетика, практика мирового искусства…
Люди, близко знавшие Екатерину Александровну, рассказывали о ней как о женщине своеобразной, наделенной большой искренностью души, умеющей не только воспринимать, но и как бы переносить на себя и чужую радость, и чужое горе. У себя на заводе она вечно возилась с новенькими молодыми работницами, обучала их обращаться с аппаратурой в цехе, читать и писать, шить ситцевые платья. Ей чужд был показной пафос. Ее артистизм, унаследованный от прежней театральной жизни, проявлялся главным образом в умении держать себя с людьми.
Рихард нравился ей. Он захотел побывать на заводе, познакомиться с ее друзьями. А очутившись в цехе, Рихард, к ее удивлению, сразу же нашел общий язык с рабочими, охотно рассказывал им о жизни и труде рабочих в Германии, о забастовках, о Тельмане. Его полюбили, ион сделался частым гостем на заводе «Точизмеритель».
Однажды она спросила, любил ли он раньше. Он задумался, улыбнулся и произнес французскую фразу: «Besoin d'aimer pour aimer», что значит: «Потребность любить ради любви».
А потом рассказал о Христине. Она осталась во Франкфурте. Возможно, тогда была любовь. А возможно, всего лишь привязанность. В свое время Христина была членом Союза Спартака, знала Розу Люксембург, Клару Цеткин, Карла Либкнехта. Рихард не сомневался, что Христина согласится поехать с ним в Советский Союз. Но она отказалась. Пообещала приехать позже.
Сохранились ходатайства Зорге о вызове Христины в Москву. Но когда все документы были оформлены, Христина категорически отказалась покинуть Германию. Он звал, умолял – и все напрасно. И только позже он мог сказать себе: по-видимому, настоящей любви не было. Не было того удивительного чувства, которое поднимает над обыденностью и связывает навсегда…
Теперь он встретил Катю, с ее мягким певучим голосом, с ее постоянной доброй улыбкой, с ее всегдашней прямотой и правдивостью, с ее естественностью, и понял: это на всю жизнь…
Почти каждый вечер Рихард Зорге посещал клуб немецких коммунистов, где его избрали первым председателем правления.
Клуб объединял немецких коммунистов, которые после поражения Гамбургского восстания в 1923 году и запрещения КПГ вынуждены были выехать в Советский Союз. Но клуб посещала и другая категория людей: сюда проникли «ультралевые», последователи Рут Фишер и Маслова, заклятых врагов рабочего класса, открытых троцкистов. Постепенно они стали навязывать коммунистам дискуссии. Троцкисты имели прямую связь с врагами и изменниками коммунистического движения, обосновавшимися за границей: Росмером, Либерсом, Рут Фишер, Роланд-Голстом и другими. Это было время активизации троцкистско-зиновьевской оппозиции, призывавшей к капитуляции перед мировым капитализмом. Оппозиция встала на путь раскола Коминтерна. Осенью 1926 года ее лидеры устроили открытую антипартийную вылазку на Путиловском заводе в Ленинграде и на партийных собраниях завода «Авиаприбор» в Москве. Такую же вылазку предприняли они в клубе немецких коммунистов.
"В клубе немецких коммунистов Зорге и познакомился с Яном Карловичем Берзином, руководителем советской разведки. Здесь Берзин имел возможность увидеть Рихарда Зорге во всем блеске его ораторского таланта. Зорге уверенно вышел на трибуну, окинул притихший зал спокойным взглядом и заговорил. Говорил негромко, но в голосе был металл. Неотразимая логика фактов – вот что сразу же покоряло слушателей. Она действовала почти гипнотически. В словах чувствовалась внутренняя убежденность. Он говорил о том, что приспела пора очистить братские компартии от троцкистов, «ультралевых» и прочих оппозиционеров.
Голос зазвенел, когда Зорге заговорил о роли Советского Союза в мировом революционном движении:
«Та роль, которую СССР теперь играет, вызвана тем, что революционные силы всего мира фактически видят в СССР единственного союзника. СССР является единственной антиимпериалистической страной, от которой можно ожидать поддержки…»
Когда в зале раздались выкрики оппозиционеров, Зорге иронически усмехнулся: «Послушаем вопли обреченных!» Ему бурно аплодировали. Оппозиционеры в знак протеста покинули клуб.
Берзин знал: анкетные данные никогда не исчерпывают человека всего. У каждого свой неповторимый опыт. Есть еще духовный мир, безбрежный, как океан. Когда сходятся два психолога, они именно стремятся выяснить в первую очередь этот духовный потенциал, заложенный в каждом.
Из клуба Берзин и Зорге вышли вместе. Рихард хмурился. Он только что выдержал бой и чувствовал себя возбужденным. Но заговорил свободно, легко. Ян Карлович сказал, что ему очень понравилась последняя работа Зорге о германском империализме.
«Меня поражает ваша работоспособность, – сказал Берзин. – Ведь я тоже в некотором роде был журналистом: редактировал партийную газету «Крея Циня».
«А я редактировал «Бергише арбайтерштимме». Вы прекрасно владеете немецким. Бывали в Германии?»
«Нет, не приходилось. Секрет простой: моя мать из немецких колонистов».
«А моя мать русская», – неожиданно сказал Рихард.
Как оказалось, Берзин не только читал многочисленные статьи Зорге, но и внимательно проштудировал каждую из них. Слушатель пролетарского университета, ом высоко ценил такие вот исследования очевидцев, прямых участников событий. Зорге был тонким знатоком германского империализма. Интерес к личности Зорге становился у Яна Карловича все острее и острее.
Он знал особую радость: радость открытия человека.
В высоком, худощавом, всегда сосредоточенном немце угадывалось нечто глубоко симпатичное самому Берзину. Он понял: политическая страстность.
С этого памятного вечера они подружились. Прогуливались по бульварам вечерней Москвы, говорили о политике, обсуждали тонкости международных отношений. Оба много знали. Обоих волновали одни и те же проблемы. Это был союз двух умных людей, двух партийных товарищей.
Жизненный путь Яна Карловича Берзина необычен, предельно насыщен событиями большой социальной значимости.
Биография каждого куется в горниле событий, она в конечном итоге определяется обстоятельствами и, разумеется, в большой степени мерой твердости характера. Вот эту меру твердости в людях да и в самом себе всегда и стремился установить Берзин. К настоящему мы идем через прошлое.
Биография Берзина ковалась в огне классовых битв. Он принадлежал к тому поколению ленинской гвардии, которое вынесло на своих плечах три революции, гражданскую войну и самые трудные годы созидания первого в мире социалистического государства.