Ольга Трубецкая - Князь С. Н. Трубецкой (Воспоминания сестры)
По прибытии в Дрезден, узнав о появившемся на страницах «Освобождения» сообщении о заседании 9 октября, С. Н. писал А. И. Анисимову:
«Прочел напечатанный без моего ведома стенографический отчет — текст моей последней речи в Обществе. Что за безобразие! Как можно это делать! Мы решили вообще ничего не печатать в газетах: а тут наши уважаемые сочлены уподобляются унтер-офицерской вдове и пишут форменный донос на себя самих. После этого все может прахом пойти! Младенцы вы, господа, и каши с вами не сваришь! Каждый день благословляю Бога, что я тут. Опять прошу: сообщите московские новости».
Новости, увы! были нерадостные, и противники Общества старались всеми силами довести дело до закрытия Общества. (См. прилож. 28 и 29).
И чем дальше, тем известия из Москвы были тревожнее. 31 января между студентами, собравшимися на лекцию Ключевского, произошло ожесточенное столкновение на почве разногласия их по отношению к значению Японской войны, в университете вспыхнули беспорядки, и нормальная жизнь в нем была прервана. (См. прилож. 30).
Японская война, обрушившаяся на всех с такой неожиданностью, воспринята была С. Н. с болезненной тревогой. Уже 14 декабря его жена кн. Прасковья Владимировна писала мне:
«Сережа страшно удручен газетными толками об Японской войне, настолько удручен, что ночи его становятся плохи. Он способен под влиянием этого удручения написать что-нибудь веское, но совсем непечатное. Пока спасает его другая работа… Он живет исключительно для науки: посещает от 10 до 1 часа здешнюю чудную библиотеку, там работает, потом работает дома до 11 ч. вечера, появляясь между нами только к столу и чаям». (См. прилож. 31).
Весною 1904 г., в связи с успешным ходом мобилизации, удрученное состояние С. Н. сменилось некоторым оптимизмом, к сожаленью, не оправданным событиями (См. прилож. 32). Но всё, что сообщалось ему из Москвы не могло не будить в нем тревоги. Проф. В. И. Вернадский писал С. Н. по поводу происходящего:
«События идут быстро и иногда кажется, точно направляются невидимой рукой, тем Fatum'ом, который давно зародился в сознании человечества… Самодержавная бюрократия не является носительницей интересов русского государства; страна истощена плохим ведением дел. В обществе издавна подавляются гражданские чувства: русские граждане, взрослые мыслящие мужи, способные к государственному строительству, отбиты от русской жизни: полная интеллектуальной, оригинальной жизни русская образованная интеллигенция живет в стране в качестве иностранцев, ибо только этим путем она достигает некоторого спокойствия и получает право на существование. Но в такие моменты отсутствие привычки к гражданскому чувству сказывается особенно тяжело. Наконец, в стране изменнической деятельностью полиции истираются сотни и тысячи людей, среди которых гибнут бесцельно и бесплодно личности, которые должны были бы явиться оплотом страны, и которые вновь не могут народиться или не могут быть заменены…
И так уже десятки лет и кругом с каждым днем подымается все большая ненависть, сдерживаемая лишь грубой полицейской силой, с каждым днем теряющей последнее уважение. При таких обстоятельствах сможем ли мы сдержать легкомысленной и невежественной политикой правительства тронутый Восток? Или мы стоим перед тем крахом, в котором будут сломлены живые силы нашего народа, как гибли не раз в истории человечества сильные и мощные общественные и народные организации… Так же, как и Вы, я от всей души, всеми фибрами моего существа желаю победы русскому государству и для этого готов сделать все, что могу…
Я физически не в состоянии радоваться русским поражениям. Движение в русском обществе, явно или еще чаще скрыто смотревшее с надеждой на поражение русского войска, видевшее в нем спасение от внутренних врагов государства — Плеве и Ко. — несомненно есть и сильно. Много приходилось говорить об этом, но, в конце концов, мне кажется взяла верх бессознательная органическая сила русского общества и в обмене мнений явно начинают преобладать рассуждения и возражения лиц, которые не дают себя обманывать ролью, какую сыграл Севастополь в подъеме русской жизни. Ведь это совсем несравнимые явления. Настроение здесь тяжелое, так как война только начинает накладывать свою печать на жизнь, и кругом усиливается реакция.
Масса обысков, арестов, грубых и диких нарушений самых элементарных условий человеческого существования. Говорят, Плеве желает воспользоваться вниманием общества, направленным к войне, для того чтобы искоренить крамолу. Мне это представляется абсолютно непонятным: я думаю, можно до известной степени устранить ее проявления, но ясно, как растет кругом дезорганизованное и дезорганизирующее настроение. Оно гораздо страшнее для Плеве и Ко. того, что они хотят уничтожить. Теперь у них идет работа по уничтожению Земств (См. Д. Н. Шипов. „Воспоминания и Думы о пережитом“ стр. 226. Неутверждение Д. Н. Шипова председателем Моск. Земск. Управы толкнуло многих из среды умеренных на путь политической борьбы.).
То, что особенно тяжело — это сведения о полной дезорганизации правительственных сил: деятельность Красного Креста и слухи о нем на каждом шагу комментируются и описываются невероятные вещи, и все им верят, и нельзя не верить. То же самое во всем.
Довольно об этом. В университете у нас прошло все спокойно. Я не понимаю, о какой антипатриотической манифестации студентов Вы пишете. Были отдельные реакции на попытки организовать полицейские демонстрации, но ни в чем крупном они не проявились. Какая-то группа в 20–25 человек (в том числе не все студенты) подала телеграмму Микадо: они, говорят, арестованы. На одной из лекций человек 200–300 студентов протестовали против сбора на Красный Крест (начатый одним из „белоподкладочников“) и прошлись по Никитской с пением „Марсельезы“, но это было в разгар полицейских „народных“ манифестаций, в которых участвовали студенты, главным образом, Катковского лицея. Но разве это какое-нибудь „событие“ в жизни университета? А рядом с этим много студентов идут в санитары, и насколько я могу понять, настроение серьезное, как и настроение общества. Много недоумения, но оно кругом…».
IVВ феврале 1904 г. С. Н. написал статью «На рубеже», посвященную памяти только что скончавшегося в Москве Бориса Николаевича Чичерина. Представляя исчерпывающий очерк современного состояния Русского государства, С. Н. в качестве убежденного сторонника могущественной царской власти в России, видит один выход из создавшегося положения — «уничтожение самовластия администрации и подчинение ее правопорядку и законной ответственности». Коренная политическая реформа необходима для спасения самого Престола…
