Вильгельм Кейтель - 12 ступенек на эшафот
Фон Бломберг хранил список расстрелянных по «делу Рема» — всего 76 человек — в сейфе своего рабочего кабинета. К сожалению, в показаниях свидетелей на Нюрнбергском процессе замалчивались истинные цели ремовского мятежа. Даже свидетельские показания бывшего группенфюрера СА Макса Юттнера отличались запутанностью и противоречивостью. Впрочем, он действительно мог ничего не знать, например, о попытках Рема установить связь с французским и итальянским посольствами. Об истинных намерениях путчистов не знали даже высшие офицеры СА до штандартенфюреров включительно.
Только время расставит всех и вся на свои места. В телеграмме на имя Гитлера фон Бломберг выразил восхищение «солдатской решительностью и беспримерным мужеством фюрера», благодаря которым тот предотвратил гибель десятков тысяч немцев в готовом заняться революционном пожаре. Между тем остается непонятным, почему виновные в совершении государственного преступления так никогда и не предстали перед судом военного трибунала…
Судьба…
После смерти отца я каждые две недели выезжал в Хельмшероде. По субботам, во второй половине дня прямо со службы из Потсдама, и до вечера воскресенья занимался исключительно сельскохозяйственным трудом: бухгалтерский учет, закупки кормов и удобрении, хранение и отправка сельхозпродукции — все эти вопросы обсуждались с Иллингом, после чего я принимал окончательное решение. Мы учились крестьянствовать вдвоем — в свое время отец допускал Иллинга только к ведению учета, а все остальное делал сам.
Сам я пребывал на распутье и провел немало бессонных ночей в размышлениях о будущем имения и своей карьеры. Генерал—оберст фон Фрич прислал в Хельмшероде личное письмо с соболезнованиями по поводу смерти отца. По возвращении в Берлин я сразу же отправился к нему, чтобы посоветоваться по поводу моей возможной отставки. Фрич порекомендовал мне не торопиться и отложить принятие решения до осени. «Если ваш управляющий надежный человек, — сказал он, — вам будет значительно легче удержаться на плаву и выправить финансовые дела имения с вашим нынешним генеральским содержанием — то, чего вам никогда не удастся сделать на более чем скромную пенсию отставника».
Мы с женой искали и не могли найти приемлемого решения. Всеми фибрами души я тянулся в Хельмшероде, но супруга не хотела и, наверное, не могла вести совместное хозяйство с моими мачехой и сестрой. Я не мог разрубить этот гордиев узел…
В июле 1934 г. меня неожиданно вызвали в Берлин на министерское совещание по запланированному расширению вооруженных сил. Командование намеревалось перевести штаб 1 кавалерийской дивизии из Франкфурта—на—Одере в Потсдам, а я должен был отправиться в Лигниц для формирования 12 пехотной дивизии рейхсвера. Лигниц и Хельмшероде находились на расстоянии 500 км друг от друга, что делало мои регулярные поездки решительно невозможными. Я принял решение и 1.10.1934 подал по инстанции прошение об отставке.
Вскоре после этого меня вызвал на собеседование начальник кадрового управления генерал Виктор фон Шведлер и по поручению главнокомандующего сухопутными войсками Фрича предложил принять командование любой из трех дивизий на мое усмотрение — в Ганновере, Бремене или Мюнстере. Назначение в Ганновер я сразу же отклонил, поскольку местный климат не подходил моей супруге. Я попросил время на размышление и в конечном итоге выбрал Бремен. Шведлер был крайне недоволен моим решением, видимо, это место уже было обещано другому, но я проявил твердость и заявил: «Бремен или отставка…». Под честное слово Фрича я забрал свое прошение и начал готовиться к отъезду. Так решаются людские судьбы…
Все лето 1934 г. я занимался делами 12 дивизии в Лигнице,[38] знакомился с этой частью Силезии и гарнизоном. К 1 октября мне удалось снять подходящую квартиру в городке. Одновременно с этим я подыскивал в Бремене здание, подходящее для размещения дивизионного штаба, и жилье для своей семьи. В августе я выехал в Бремен на переговоры с сенаторами городского совета[39] по поводу предстоящего расквартирования новой дивизии.
Перед тем как расстаться с Берлином и Потсдамом, как я полагал, навсегда, я поехал попрощаться с друзьями в Померанию. В конце сентября там в самом разгаре сезон охоты на косуль. Ночевки под открытым небом в компании друзей—охотников остались в моей памяти навсегда. В Померании я убил свою первую косулю, на которую в течение 4 суток безрезультатно охотился принц Оскар Прусский, пятый сын кайзера Вильгельма. Мне удалось завладеть этим наиболее памятным мне охотничьим трофеем на пятые сутки ночной засады у водопоя…
В Потсдаме все последние дни и вечера накануне отъезда были заполнены бесконечными прощальными визитами частного характера. Мы с супругой прощались с друзьями и королевскими особами. Выполнив свои светские обязанности, признаться, дававшиеся мне не без труда тогда и в будущем, — закрытые от простых смертных представители касты бывших императорских гвардейцев всегда смотрели свысока на «выскочек» вроде меня — в начале октября с помощью уже не раз «проверенных в деле» упаковщиков мебели мы отправились в долгий путь.
Первое впечатление обычно бывает самым верным — и это поверено практикой. По сравнению с Потсдамом, небогатой столицей консервативного прусского офицерства, Бремен потрясал воображение аристократизмом и снобизмом старинного ганзейского города. Бременцы были холодны и надменны, но оказалось, что и с ними можно поладить, если с самого начала вы не успевали возненавидеть их за высокомерие и чванство… Много воды утекло со времен 1–й мировой войны: с тех пор офицеры научились уважать менталитет промышленников; в свою очередь, и те изменили свое отношение к профессиональным военным. Во многом благодаря усилиям героя Танганьики — генерала в отставке Пауля фон Леттов—Форбека — и блестящих морских офицеров бременского гарнизона настрой штатского общества стал вполне благожелательным. Однако первые «патрицианские семьи» Бремена, как и офицерский корпус старой закалки, категорически отвергали новые национал—социалистические веяния и обнищание общественной морали…
Ко времени нашего приезда пост бургомистра занимал некий Отто Хайдер, убежденный наци, выходец из среды мелких буржуа. Не имея большого опыта общения с людьми такого рода, я тем не менее сразу же пришел к выводу, что этот человек занимает не свое место. Скорая замена бургомистра подтвердила мое мнение. Несмотря на это городской сенат крепко держал бразды правления в своих руках и вел муниципальные дела с издавна присущими этому старинному органу власти аристократизмом и изяществом. Приемы в ратуше поражали воображение своей пышностью и торжественностью: старинное столовое серебро на длинных дубовых столах, старинные серебряные подсвечники вдоль стен и великолепные витражи произвели на меня неизгладимое впечатление…
