Вячеслав Удовик - Воронцов
Много лет спустя сослуживцы В. С. Гулякова решили поставить памятник на месте гибели своего командира. 15 ноября 1845 года на открытии и освящении этого памятника присутствовал М. С. Воронцов, теперь уже командующий Отдельным Кавказским корпусом.
Успехи армии князя П. Д. Цицианова укрепили позиции России в Закавказье. Это вызвало сильное противодействие со стороны Персии. Многочисленные персидские отряды стали нападать на русские посты. Имеретинский царь Соломон, встревоженный неспокойной обстановкой в Закавказье, выразил желание принять подданство России, но поставил условие, чтобы в его распоряжении осталась часть Мингрелии. П. Д. Цицианов не согласился с предложениями царя. Начались длительные переговоры, и обнаружилось, что царь Соломон ведет двойную игру: прося покровительства России, он одновременно добивался поддержки со стороны Турции.
Для продолжения переговоров Цицианов решил направить к царю Соломону М. С. Воронцова. На это решение повлияло, конечно, то, что отец и дядя Михаила Семеновича были опытными дипломатами и сам он имел опыт работы в русском посольстве в Лондоне. Но возможно, Цицианов хотел таким образом поберечь не желавшего беречься поручика от участия в опасных сражениях. Как бы то ни было, во всеподданнейшем рапорте императору князь так объяснял решение отправить к царю Соломону графа Воронцова: «Твердость сего молодого офицера, исполненного благородных чувствований и неустрашимости беспримерной, рвение к службе В. И. В. и желание отличиться оным удостоверяют меня, что поездка его будет небезуспешна».
Переговоры М. С. Воронцова с царем Соломоном оказались сложными. Ему не удалось завершить их. После его возвращения к П. Д. Цицианову переговоры были продолжены и закончились тем, что 25 февраля 1804 года царь Соломон со всем имеретинским народом принес присягу Российскому императору.
Персия была недовольна решением царя Соломона. Сын и наследник персидского шаха стал готовиться к вторжению на земли, занятые русским войском, а визирь потребовал от П. Д. Цицианова, чтобы русские ушли из Грузии. Персы угрожали и ереванскому хану. Это вынудило последнего обратиться к П. Д. Цицианову с просьбой о защите. Произошло несколько жарких сражений с персами.
Михаил Семенович писал своему другу Д. В. Арсеньеву, что хотя в беспрерывных сражениях они потеряли довольно много офицеров и солдат, но еще более «поддели» их недостаток провианта, страшная жара и болезни. От болезней «более шести недель половина корпуса лежала, а другая половина более походила на тень человеческую, нежели на настоящих воинов».
Однажды, писал он далее, противник потревожил их серьезно следующим образом: «Ветер был сильный, нам в тыл, а трава по степи весьма сухая от больших жаров. Они ее зажгли, так что обоз был в крайней опасности, и особливо находящиеся сзади зарядные и патронные ящики. В самое то время они сделали со всех сторон сильное нападение. Тут было очень жутко. Однако, хотя и с большим трудом, успели, наконец, огонь потушить плащами и мешками и пр., а персиан отбить штыками»12.
В донесении в Петербург о ходе войны с персами П. Д. Цицианов писал: «Не могу особенно не рекомендовать при мне находящегося за бригад-майора не сменяющегося лейб-гвардии Пр. <еображенского> полку поручика графа Воронцова, который деятельностью своею, заменяя мою дряхлость, большою мне служит помощью». Его служба, по мнению командующего, заслуживала внимания и ободрения императора’3. По представлению Цицианова поручику М. С. Воронцову было присвоено звание капитана, минуя звание штабс-капитана. А за храбрость, проявленную в боях с персами, за взятие их лагеря 30 июня и занятие ереванского предместья, Михаил Семенович получил орден Св. Георгия 4-й степени.
П. Д. Цицианов не преувеличивал заслуг Воронцова. Михаил Семенович писал Арсеньеву, что его друзья не представляют, что значит быть бригад-майором. Он не имеет «ни секунды для отдыха, ни днем, ни ночью, и нет никакой безделицы», которая не должна пройти через его руки14. В другом письме он сетовал, что уже два года находится в диких и варварских местах. А он хотел бы «увидеть войну и в тех местах, где климат, места, люди и все уменьшает неприятности оной, в тех местах, где случится в Воскресенье быть в сражении, в Понедельник на бале, а во Вторник в театре слушать La Cantatrice Villane или II Matrimonio Segretto»15.
Участие в военных походах не мешало М. С. Воронцову обмениваться с С. Н. Мариным стихами. Марин писал Михаилу Семеновичу, что стихи его прекрасны, но ему кажется, что он их у кого-то украл. В другом письме он называет присланные стихи хорошими, но хотел бы знать, кто их написал16.
Михаил Семенович обрадовался, когда узнал, что в батальоне Марина завелись шахматы, и пообещал, что по возвращении в Петербург обыграет своих друзей. «Поздравляя» друга с караулами, Воронцов признавался: «Как я подумаю об этих караулах и что мне, может быть, скоро надо будет возобновить с ними знакомство, то по коже мороз задирает»17.
Осенью 1804 года П. Д. Цицианов выступил в поход в Осетию, где начались волнения местного населения. В то время М. С. Воронцов был болен и не мог принять участия в экспедиции. Из Осетии командующий писал ему: «Посылаю на жилет и панталоны дорожные осетинского сукна. Прошу на память неотменно себе сделать. Не подумай, что здесь взято: в Цхинвале куплено именно для тебя»18. Этот факт показывает, насколько близкими стали отношения между пожилым и заслуженным командующим и молодым офицером.
Как только Михаилу Семеновичу стало легче, он отправился догонять отряд Цицианова. Из селения Кошки он писал Д. В. Арсеньеву: «Мы находимся в местах больше пригодных не для людей, а для котов, никогда еще войска не карабкались по таким крутым склонам в самой высокой цепи Кавказских гор и по горло в снегу»19.
Семен Романович и Александр Романович настаивали на том, чтобы Михаил возвратился в Петербург и продолжил службу в Преображенском полку. Их тревога за его жизнь усилилась, когда они узнали, что он болен лихорадкой. Они знали, что в армии Цицианова от болезней умирало значительно больше воинов, чем погибало в сражениях.
В конце концов Михаилу Семеновичу пришлось подчиниться желанию отца и дяди. Он написал Арсеньеву, что хотел остаться в армии князя П. Д. Цицианова. И если бы не требование отца, то он и теперь был бы в Грузии. «Я так был во всем счастлив в том краю, что всегда буду помнить об оном с крайним удовольствием и охотно опять поеду, когда случай и обстоятельства позволят»20. Обстоятельства позволили ему вернуться на Кавказ через 40 лет.
Глава V
КРАТКАЯ ПЕРЕДЫШКА
