Александр Соловьев - Самые знаменитые влюбленные
Политическим центром курайшитов был город Мекка, где хранились их главные святыни. Наряду с единым богом – Аллахом – курайшиты поклонялись и многочисленным идолам, не делая особой разницы между своими идолами и чужими. Они с той же охотой привечали всех. Они почитали пророков – Абрахама (Авраама), Мусу (Моисея), Сулеймана (Соломона), Ису (Иисуса Христа) и других, считая, что чем больше покровителей у племени – тем лучше.
Сегодня это могли бы назвать политкорректностью. Но тогда не знали подобных мудреных слов. Да и Мухаммеду вряд ли бы это слово показалось убедительным объяснением происходящего. Тем более после месяца, проведенного в Сирии, Мухаммеду так и не удалось толком понять, во что и как верят ромеи. И дело было отнюдь не в плохом знании их языка – давно осевшие в Сирии арабы объяснили пытливому юноше все, что он хотел знать. Вот только знания не прибавилось.
Вроде бы верили ромеи в единого бога, творца всего сущего, судию всех живущих – это было понятно и близко Мухаммеду. Вот только едва ли не каждый представлял этого бога по-своему, несмотря на то что слова бога были – вроде бы – тщательно записаны в священную книгу. Но писания эти читали опять-таки каждый по-своему, подлавливая друг друга на ошибках и неверных толкованиях. Не могли договориться даже о последнем своем пророке – Исе. Кто-то считал его богом, а кто-то – человеком. Даже единство бога распадалось – то ли он един, то ли их трое…
Стяжать пищи духовной у ромеев не вышло. Завершив торговые дела, Мухаммед отправился обратно в Мекку, по пути размышляя о том, что происходит дома. А там тоже было не все ладно.
Современный историк назвал бы это разложением родоплеменного строя и началом складывания классового общества. Но Мухаммеду и это мудреное объяснение вряд ли бы подошло. Он видел то, что видел. А видел он, как богатые семьи подчиняли себе тех, что победнее, становясь все богаче. И даже фатализмом, свойственным арабам-кочевникам, этого было не объяснить – при чем здесь судьба, когда надругательству подвергаются те достоинства, на которых издревле строилось общество курайшитов, – взаимопомощь, гостеприимство, верность слову? На смену щедрости приходило ростовщичество, на смену доблести – злоба.
С такими невеселыми мыслями Мухаммед возвращался в Мекку. Однако дело было прежде всего. Он отчитался перед Хадиджей. Доход от торговой операции превысил ее ожидания, поэтому она выплатила ему вдвое против оговоренного гонорара. И решила присмотреться к молодому человеку повнимательней. Сорокалетняя вдова была решительным и удачливым торговцем. К ней перешло дело ее покойного мужа, и она сумела преумножить упавшее в ее руки богатство, защитив его от алчных родственников покойного.
Но ей самой был нужен защитник. Была нужна опора, надежная и крепкая. Мухаммед был молод, но зарекомендовал себя с самой лучшей стороны. Его честность и верность слову отмечали все, кто его знал. Его стремление к чистоте, его скромность, его богоискательство не отталкивали Хадиджу, а, наоборот, еще сильнее привязывали ее к молодому человеку. Его бедность не была проблемой – сама Хадиджа была достаточно обеспечена. Уважение, которое она питала к нему, постепенно переросло в любовь.
И Хадиджа сделала свой ход. Она вновь отправила к Мухаммеду своего доверенного слугу Майсура, и тот заговорил с Мухаммедом о женитьбе. Мухаммед, сославшись на свою бедность, заверил Майсура в том, что никаких матримониальных планов у него нет. И тут Майсур огорошил Мухаммеда невероятной перспективой: «А что, если к тебе посватается богатая и знатная женщина? Хадиджа?»
Мухаммед был потрясен. В глубине души он желал этого брака, но никак не мог поверить Майсуру. Тогда Хадиджа пригласила его в дом и обратилась к нему с речью: «Сын моего дяди! Мы – родственники; ты правдив, у тебя хороший характер, тебя уважают. Я хотела бы видеть такого человека, как ты, своим мужем. Было бы хорошо, если бы мы поженились». Мухаммед отбросил последние колебания. Этот брак был равно выгоден ему как с финансовой (не стоит забывать о том, что в среде арабских торговцев финансовое благополучие – важнейшая характеристика достойного человека), так и с социальной точки зрения. Хадиджа происходила из знатного курайшитского рода, ее родословная была ничем не хуже, чем у Мухаммеда, считавшего своих предков от полулегендарного курайшитского вождя Кусая.
Несмотря на некоторое сопротивление отца Хадиджи, Хувайлида, прекрасно понимавшего, что с замужеством дочери его шансы прибрать к рукам ее состояние становятся ничтожными, сватовство Мухаммеда состоялось. На его стороне был дядя Абу Талиб, пользовавшийся огромным авторитетом среди курайшитов. Но главное – на его стороне была непреклонность Хадиджи, объявившей отцу, что ее решение окончательно и она от него не откажется.
Свадьбу сыграли в доме Хадиджи. В соответствии с традициями, у ворот дома был зарезан верблюд, мясо которого роздали беднякам.
Семейная жизнь Мухаммеда и Хадиджи протекала ровно и спокойно, в обстановке любви и уважения. Мухаммед продолжал водить ее караваны, постепенно свыкаясь с мыслью о том, что богачом ему не стать. Да и сама караванная торговля все отчетливей сосредотачивалась в руках богатейших мекканских семей, безжалостно разорявших конкурентов. Он полностью погрузился в семейные, торговые и общественные заботы. Принял самое активное участие в перестройке Каабы (главного святилища курайшитов), причем участие скорее духовное, чем физическое: когда вполне мирно работавшие кланы перессорились из-за того, кому выпадет честь переместить на положенное место Черный камень (святыня курайшитов и позднее мусульман – камень прощения, по легенде, переданный Адаму и Еве богом), он рассудил их спор. Полномочные представители всех кланов подняли камень на куске материи, а сам Мухаммед подтолкнул его на место, сыграв таким образом самую почетную роль.
Любовь пришла и к нему – не всепоглощающая страсть, которую воспевали поэты, а глубокая, тихая, искренняя нежность. Хадиджа стала для него прекраснейшей из женщин. Потом он скажет: «Лучшей женщиной мира этого в свое время была Марьам (Мария), дочь Имрана, а лучшей женщиной этой общины является Хадиджа».
Мухаммед хранил ей верность, несмотря на традиции многоженства, присущие арабам. Это вполне отвечало его представлениям о долге и чести супруга. Его взгляды на тот момент, скорее всего, были настолько пуританскими, что ему могли бы позавидовать самые истые пуритане Викторианской эпохи.
Хадиджа окружила мужа заботой и вниманием, стала его верным другом, делила с ним радости и тревоги, с уважением относилась к его религиозности, поддерживала его духовные поиски.
