Жан-Луи Тьерио - Штауффенберг. Герой операции «Валькирия»
Кавалерист из Бамберга
В тогдашней Германии выбор полка говорил очень многое о личности человека. Когда 1 апреля 1926 года Клаус фон Штауффенберг поступил на службу в 17-й кавалерийский полк в Бамберге, это не было делом случая. Кавалерия наряду с флотом всегда считалась аристократическим видом вооруженных сил. Приверженцы плюмажа и крепкой руки, кавалеристы с некоторым пренебрежением глядели на «топтунов» из пехоты или на кропотливых математиков из артиллерии.
Среди кавалерийских полков 17-й полк был одним из самых престижных. После роспуска императорской армии и драконовского уменьшения численности рейхсвера именно этот полк стал хранителем традиций всех полков баварской кавалерии. На штандартах четырех боевых эскадронов были эмблемы расформированных частей: 1-го и 2-го кирасирских полков, рейтарского и уланского Бамбергского. Там Клаус был как дома. В свое время его дядя Бертольд фон Штауффенберг был командиром 1-го кирасирского полка. Это было местом сбора самых знатных дворян католического вероисповедания. Большинство офицеров были дворянами. Те, кто не был из благородных семейств, представляли старую служилую буржуазию, которая давно уже ассимилировалась. Все вокруг были своими. Все отмечали одни и те же праздники, посещали одни и те же дома, охотились на одну и ту же дичь. Однородность там была тем более явной, что для производства в офицерский чин требовалась рекомендация будущих собратьев по офицерским погонам. В отличие от Франции, где надо было пройти по конкурсу, в частности в Сен-Сире, куда еще с наполеоновских времен тщательно отбирали будущих военачальников, в Германии не надо было проходить отбор. Человек просто записывался в полк в качестве кадета, получив согласие старших по званию, два года обучался в училище, потом получал звание аспиранта (фенриха), затем младшего лейтенанта (лейтнанта). Корпоративный дух выигрывал при этом то, что проигрывало продвижение по социальной лестнице. Всю жизнь человек был привязан к полку, как обычно бывает привязан к своей семье. Прочность братства по оружию не следует забывать, чтобы понять путч 20 июля. Пять офицеров из 17-го Бамбергского полка приняли в нем самое активное участие. Привлекались и другие, но никто никого не выдал. В полку молчание было законом. Все проблемы решались в своем кругу. Когда же возникали непримиримые противоречия, все решал суд чести. И никакой военной юстиции, а уж тем более юстиции гражданской.
Клаус чувствовал себя хорошо в Бамберге, в этом закрытом мирке, странным образом напоминавшем кружок избранных «Тайной Германии», еще и потому, что этот городок соответствовал его мечтаниям: домики из кирпича и дерева, средневековые сооружения и дворцы в стиле барокко, лениво извивающаяся среди домов и парков река Регнитц… Настоящая почтовая открытка для любителя средневековой мифологии или романтических ощущений. Подпертый четырьмя массивными башнями, императорский собор хранил знаменитую статую бамбергского рыцаря, ставшего с конца XIX века одним из символов германской добродетели. Сидящий на коне с выпрямленной спиной, этот коронованный вождь в длинном плаще, элегантно откинутом на одно плечо, с лицом архангела, с устремленным вдаль взглядом, казалось, ожидал возрождения Германии. Штефан Георге посвятил ему одно из стихотворений сборника «Седьмое кольцо», а многие немецкие историки в то время сравнивали его с Парсифалем. Молодого кадета, естественно, увлекла эта легенда. Он написал Бертольду: «Я углубляюсь в созерцание этого героя, надеясь быть достойным его». В одном из своих стихотворений, написанных в мае 1926 года, Александр тоже проводит параллель: «Твое лицо, как раньше, грозно,/Оно пылает, выражая гнев и боль,/ В нас порождая через рыцаря в короне/Надежду дальнюю по имени Король».
Но первые годы службы оставляли совсем мало времени на мечтания. Подготовка была тяжелой, особенно для молодого человека с хлипким здоровьем. С ним обращались, как с рядовым в той старой казарме из красного кирпича, стоявшей несколько в отдалении. Подъем в 5 утра по сигналу кавалерийской трубы, уход за лошадьми, упражнения в пешем строю, марш, контрмарш, военные песни, разборка и сборка оружия, учебная стрельба, продолжительные поездки на велосипеде, наряды на конюшню, верховая езда, шаг, рысь, галоп, преодоление препятствий, выездка по шесть часов в день до изнеможения. И все это под окрики какого-нибудь вахтмейстера[26]. Штауффенберг все это вынес, не выказывая особенно своего волнения. Только вот его национальная гордость была задета. В соответствии с мирным договором кавалерия не имела права иметь бронетехнику. В то время как все другие армии отрабатывали взаимодействие с танками, немцы были вынуждены тренироваться с обшитыми фанерой грузовиками. К тому же немецкая кавалерия не имела права иметь большое количество пулеметов. Приходилось брать на время вооружение в пехотных полках или выезжать на их полигоны, чтобы иметь возможность учиться обращению с этим основным оружием современной войны. Да и остальное вооружение было устаревшим. Вплоть до 1930 года кавалерия все еще была вооружена пиками. Другими словами, вооружение кавалериста осталось неизменным со времен мировой войны: сабля и короткоствольный карабин.
Хотя уже тогда, опережая своих вероятных противников, генералы рейхсвера отрабатывали взаимодействие между родами войск. Пока французские офицеры кавалерии готовились исключительно в Сомуре, их немецкие коллеги по ту сторону Рейна должны были в обязательном порядке пройти годичную стажировку в пехотном училище. Штауффенберг с октября 1927-го по август 1928 года стажировался в военном училище пехоты в Дрездене. Там жизнь была чуть легче. Аспиранты жили по шесть человек в комнате (штубе), которая служила им и учебным классом. Они изучали тактику ведения боя пехотой, учились окапываться, ползать, стрелять из минометов, устанавливать мины. Это не оставило у Клауса необычных воспоминаний. Из его личного дела просто видно, что он был хорошим товарищем, обворожительным, очень красноречивым, умел чрезвычайно четко доложить тактическую обстановку устно, но несколько отставал в составлении боевых документов. Его утомляли детали. Он любил широту мысли, а не запятые. Его тогдашний инструктор, будущий генерал Дитль, вспоминал о его прирожденном даре к командованию и о его способности абстрагироваться от неспокойной обстановки, в частности по вечерам, когда он играл на виолончели. Друзей он не завел, за исключением товарища по 17-му полку Юргена Шмидта. Они были неразлучны, их вскоре стали называть диоскурами. Они вместе читали «Илиаду» и «Одиссею», увлекались античными героями. Клаус редко принимал участие в местных мероприятиях светской жизни, они ему быстро надоели. Он посещал с протокольными визитами только королевское семейство Саксонии, а все немногое остававшееся у него личное время он предпочитал посвящать книгам.
