Матвей Гейзер - Маршак
Но чуть ли не ежедневно происходили события, которые налетали, как вихрь, и разбивали вдребезги это старательно составленное расписание».
Соблазнов, помех при подготовке к поступлению в гимназию оказалось так много, что сдержать клятву, данную самому себе, Самуил не сумел. Марк Наумович строго поговорил со своим подопечным и предупредил его, что при таком отношении к занятиям ему в ближайший год в гимназии не учиться. И пригрозил, что с этого дня он начнет спрашивать его так, как спрашивают в гимназии: «А ты забудь, что перед тобою Марк Наумович, и вообрази, что тебя экзаменует сам Владимир Иванович Теплых или Степан Григорьевич Антонов! (учителя гимназии. — М. Г.)».
Родители присутствовали при этом разговоре Марка Наумовича с Самуилом. Мама полностью поддержала репетитора. Отец же, признав, что необходимо более основательно готовиться к поступлению, сказал Марку Наумовичу: «Однако вы нарисовали сейчас такую мрачную картину, что и я, пожалуй, не отважился бы после этого идти на экзамен! Но знаете, дорогой, поговорку: „Своих не стращай, а наши и так не боятся“. Уверяю вас, мы выдержим, да еще и на круглые пятерки! Я в этом нисколько не сомневаюсь». И оказался прав: Самуил сдал все экзамены блестяще! На первый экзамен его отвела мама. Надев праздничное платье и соломенную шляпку с вуалью, она вместе с нарядно одетым сыном пешком отправилась в город. Мама подбадривала Самуила, как могла.
Впоследствии Маршак напишет об этом событии так: «Наконец наступил день Страшного суда. Первый день моих экзаменов». Он запомнил даже, какая погода была в тот день: «Ночной дождь сменился ясным солнечным утром. За длинными плетнями и заборами доцветали яблони. Кусты сирени наклонялись, будто предлагали прохожим сорвать густую тяжелую гроздь.
Мама отломила влажную ветку, и я видел, что на ходу она старательно ищет звездочку с пятью лепестками — „счастье“».
Острогожская гимназия, строгое, торжественное, окруженное каменной оградой одноэтажное здание, показалось Самуилу «царством, живущим своей загадочной жизнью. У нее была даже своя домовая церковь с маленькой звонницей, в которой так уютно жили колокола и голуби».
Самуил выдержал экзамены, самым успешным оказался последний. Когда дело дошло до стихов, директор попросил мальчика прочесть любимое стихотворение Пушкина. Самуил прочел поэму «Полтава».
«Никто не прерывал, никто не останавливал меня. Торжествуя, прочел я победные строчки:
И за учителей своих
Заздравный кубок подымает…
Тут я остановился.
С могучей помощью Пушкина я победил своих равнодушных экзаменаторов. Даже Сапожник — Антонов (учитель гимназии, слывший очень строгим и придирчивым. — М. Г.) не сделал мне ни одного замечания и не предложил мне разобрать отдельные слова поэмы по родам, числам и падежам. Длинноусый, похожий на украинца учитель, сидевший рядом с ним, сказал: „Славно“, а директор подозвал меня, усадил к себе на колени и стал расспрашивать, какие еще стихи я люблю и знаю наизусть.
Я сказал, что больше всего люблю пушкинского „Делибаша“ да еще „Двух великанов“ Лермонтова и с полной готовностью предложил тут же прочитать оба стихотворения.
Директор засмеялся.
— В другой раз! — сказал он. — А сейчас беги к своим, скажи, что получил пятерку.
Не помня себя от радости, я выбежал в коридор».
Домой мама повезла сына в экипаже (такое себе Маршаки позволяли нечасто). По пути они остановились у магазина и купили будущему гимназисту темно-синюю фуражку с белым кантом и гербом, на котором большими буквами было написано «ОГ» — острогожская гимназия. Герб прикрепили к фуражке, и Сёма сразу же ее надел. Настроение у будущего гимназиста было приподнятым. «Как жаль, что не дали мне прочесть „Делибаш“, — сказал он маме. — Я так люблю это стихотворение Пушкина». И прочел все стихотворение с такими же артистизмом и вдохновением, с какими совсем недавно читал на вступительных испытаниях «Полтаву».
Перестрелка за холмами;
Смотрит лагерь их и наш;
На холме пред казаками
Вьется красный делибаш.
Делибаш! не суйся к лаве,
Пожалей свое житье;
Вмиг аминь лихой забаве;
Попадешься на копье.
Эй, казак! не рвися к бою;
Делибаш на всем скаку
Срежет саблею кривою
С плеч удалую башку.
Мчатся, сшиблись в общем крике…
Посмотрите! каковы?..
Делибаш уже на пике,
А казак без головы.
Заслушалась не только мама, но и кучер.
— А кто же это такой, твой Делибан? — спросил он.
— Не Делибан, а Делибаш, — поправил его Самуил. — А вы разве не знаете? Это командир турецких конников, самых отважных и отчаянных. Когда русские воевали с турками, в бою под Сыган-Лy участвовал сам Пушкин! И мы победили турок!
— А где этот твой Сыган-Лу находится?
— И этого не знаете? — Сёма улыбнулся и посмотрел на маму. В этот момент экипаж уже подъезжал к дому.
Извозчика отпустили, не доехав до дома, чтобы пешком торжественно войти во двор.
«Отец и старший брат увидели нас из окна и бросились нам навстречу, — вспоминал Самуил Яковлевич. — По моей гимназической фуражке они сразу поняли, что дело в шляпе — я выдержал!»
Однако радость оказалась преждевременной. В 1897 году население Острогожска немногим превышало 20 тысяч человек. Евреев числилось 128, что не составляло и одного процента. По правилам, учрежденным царским правительством, для евреев, поступающих в гимназии, да и в высшие учебные заведения, была установлена трехпроцентная норма. Наверное, пропорция в буквальном смысле не соблюдалась. Быть может, евреев, желавших учиться в Острогожской гимназии, было больше, чем три процента от числа поступающих. В своей автобиографии, написанной в 1963 году, Маршак сообщает: «В Острогожске я поступил в гимназию. Выдержал экзамен на круглые пятерки, но принят не был из-за существовавшей тогда для учеников-евреев процентной нормы».
Сдав успешно экзамены, Самуил, естественно, захотел показаться в новой фуражке ребятам с соседних улиц. Но мама его остановила: «Мы еще не знаем, принят ли ты в гимназию». И добавила, что круглые пятерки, увы, еще не гарантия. К сожалению, она оказалась права: Степа Чердынцев, Сережа Тищенко, Санька Малофеев и Костя Зуюс поступили, а Самуил Маршак — нет. «Своими руками сняла мама герб с моей фуражки и спрятала у себя в шкатулке», — вспоминал он.
Детские горести забываются быстро. Восьмилетний Сёма окунулся в прежнюю майданскую жизнь: пускал воздушных змеев, дрался с соседскими мальчишками, — все это, казалось, вышибло из памяти неудавшееся поступление в гимназию. Но это только казалось. Однажды, гуляя по улицам, он остановился перед огромной стеклянной витриной фотомастерской. На витрине было размещено множество разных снимков. И вдруг на самой большой фотографии Сёма увидел лица, показавшиеся ему знакомыми. Он пригляделся и вспомнил — это педагоги и ученики Острогожской гимназии, поступить в которую ему не удалось. «Я не верил своим глазам. На этот раз я мог спокойно в упор рассматривать этих необыкновенных людей, от которых зависела судьба стольких ребят». Сёме очень захотелось приобрести эту фотографию. Он зашел к фотографу и спросил цену. Оказалось, что фотография стоит один рубль. Несостоявшийся гимназист несказанно обрадовался: «Двадцать или тридцать учителей гимназии в полной парадной форме за один рубль!» Но где взять целый рубль? Другое дело выпросить у папы на гуляние в саду или у мамы на булочку гривенник. Но не рубль.
