Владимир Замлинский - Богдан Хмельницкий
Как всегда, Богдан не мог долго жить без дела. Сразу же решил заняться любимым делом — чтением книг. Случайно нашлись: «Учебник для осады крепостей», «Инструкция для артиллерии», произведения Юлия Цезаря «Записки о галльской войне», «Записки о гражданской войне»…
После прочтения «Записок» Цезаря Хмельницкий несколько дней ходил под их впечатлением, на многое, происходящее вокруг, стал смотреть по-иному. Взоры его были устремлены на Англию, где не утихала война между королем и парламентом, в которую были втянуты все сословия английского общества. Первоначально перевес был на стороне короля. Поддерживавшие его феодалы были воинами-профессионалами, и их кавалерийские отряды состояли из дисциплинированных и опытных бойцов, в то время как на стороне парламента воевало народное ополчение, плохо организованное и вооруженное. Командиры ополчения вели войну вяло, неумело, рассчитывая на примирение с монархом.
Хмельницкого увлек образ командира повстанцев Оливера Кромвеля, который собрал отряд из крестьян, ремесленников и других представителей мелкой буржуазии, а также суровых и страстных кальвинистов. Отряд стал основой новой буржуазной армии. Хмельницкий изучал организацию армии Кромвеля, восхищался ее высокой боевой подготовкой, железной дисциплиной, а главное — полководческим искусством самого Кромвеля, который 2 июля 1644 года блестяще разгромил армию короля под городом Йорком. Хмельницкий внимательно изучил сражение. Армия короля потеряла в этой битве шесть тысяч человек да еще 25 орудий, а парламентские войска — всего полторы тысячи. Стороны действовали в линейном боевом построении, но исход сражения решили маневры и атаки конницы Кромвеля по флангам и тылу противника. Большую роль сыграл и специально выделенный резерв. Да, тут было чему поучиться.
В один из светлых апрельских дней, когда после дождя лучи щедрого солнца заливали Париж, их позвали к секретарю кардинала патеру де ля Ривере, который повел их к Мазарини. Эта встреча была в большей степени похожа на взаимные смотрины, чем на деловое решение вопроса. За показной любезностью и учтивостью кардинала просматривался четкий расчет: что можно получить от этих фантастических «казаков», которых так настойчиво рекомендовал ему де Брежи?
После аудиенции прямо из дворца Мазарини казаков повезли в Фонтенбло, городок к югу от Парижа, где размещалась загородная резиденция французских королей.
Был ли принят Хмельницкий и его товарищи французским королем или королевой-матерью Анной Австрийской, неизвестно, но именно здесь они встретились с командующим французской армией принцем Конде. Одержав победы при Рокруа и Фрейбурге, принц готовился к новым боям, и ему было интересно, с кем придется их вести. Конде и Хмельницкому достаточно было обменяться несколькими соображениями, и они почувствовали, что понимают друг друга, а в дальнейшем станут если не друзьями, то хорошими соратниками. (Много позже, когда в 1655 году Конде, возглавивший против короля «фронду принцев», был разбит и бежал в Нидерланды, а потом стал во главе испанской армии против своей страны, Хмельницкий в разговоре с приехавшим на Украину французским агентом с удовольствием вспоминал дни, проведенные во Франции, и расспрашивал о Конде, с гордостью называл его своим старым командиром.)
При встрече Конде осторожно пытался выспросить Хмельницкого и его друзей о тактике, боевых приемах казаков.
— Я знаю приемы боя турецких янычар, знакома мне и татарская орда, — слегка улыбаясь, говорил Конде.
Хмельницкий понял, что Конде хотел узнать, не головорезы ли казаки, как янычары, и не горлопаны ли, как татары, и что это его немало тревожит.
— Великий полководец может быть уверен, что мои собратья казаки честные и храбрые воины и не опозорят своего имени здесь, во Франции. Казаки ничего общего не имеют ни с турками, ни с татарами, — ответил с достоинством Хмельницкий. — Мы гордые люди, поэтому в битве каждый старается быть впереди, мы выше всего ценим товарищество и самым тяжким проступком считаем покинуть товарища в беде.
Ответ удовлетворил Конде.
Здесь, в Фонтенбло, 19 апреля 1645 года было наконец подписано соглашение. Французское командование брало на службу 1800 пеших и 800 конных запорожцев, обязавшись платить по 12 талеров каждому и по 120 талеров полковникам и сотникам.
Хмельницкий оговорил для казаков право сражаться самостоятельно. Изучая тактику боев французской армии, Хмельницкий понял, что она не подходит казакам, может сковывать их действия.
С этим и вернулись на Украину. На французскую службу вызвались многие, в основном казацкая голытьба, низовики. Набралось около двух с половиной тысяч добровольцев. Сформировали их в полки.
За время своего существования низовое казачество, наверное, не видело такой муштры, которой подвергали Хмельницкий и другие полковники отобранных для похода во Францию. Почти каждый день с раннего утра и до позднего вечера мелькали на плацах казацкие шаровары. И наблюдая за тем, как привыкшие к свободе и развалистой походке казаки, неумело толкая друг друга, наступая на длинные шаровары, строились, отрабатывали шаг, не раз вынужден был гасить в усах усмешку.
Постепенно из разрозненной массы создавалась боевая единица, с которой можно было выступать против любого врага. Здесь слились вместе и казацкий опыт, и знания, почерпнутые из опыта других войск. К сентябрю 1645 года «охочие» казаки могли уже выступить в поход. Покрыв скорым маршем расстояние от Запорожья до Балтийского моря, в октябре они уже были в Гданьске, где ожидали французские корабли.
На небольших кораблях они отплыли в направлении к проливу Па-де-Кале, на берегу которого расположен Дюнкерк, в то время голландская крепость, в захвате которой и должны были принимать участие запорожцы.
Погрузив казаков и лошадей на корабли и поручив их Сирко и Солтенко, Хмельницкий вернулся в Варшаву. Сообщив королю и Оссолинскому об отправке казаков, он спешно отбыл во Францию. С ним шла часть казаков. Во Франции он сформировал из них казацкий корпус и, присоединившись к армии Конде, вместе с ней овладел несколькими крепостями на севере Франции. Казаки всегда были в первых рядах атакующих. После этих боев Конде считал, что казацкая пехота является одной из лучших в мире, и ставил ее в пример своим войскам. Большую храбрость проявил и сам Хмельницкий. Не раз видели его на шанцах с саблей и пистолетом в руках, руководившего своими сотнями. Конде и его генералитет прониклись еще большим уважением к казацкому полководцу и его войску.
Когда другая часть казачьего войска на корабле подошла к Дюнкерку, в котором засел пятитысячный испанский гарнизон, ночью на них напали испанские суда. Окружив их со всех сторон и направив на них пушки, испанцы предложили сдаться на милость победителя. Среди французских моряков началась паника: испанцев было почти вдвое больше. Но на кораблях были такие знатоки морского боя, как хитрец Иван Сирко, большой мастер рукопашной Ганжа, артист абордажа Чарнота, которые в своих походах по Черному морю не раз попадали в более сложные ситуации и выходили из них победителями.
