Ружка Корчак - Пламя под пеплом
Мордехай сказал:
— Мы живем, не зная, что случится завтра, что ожидает гетто. Если мы здесь останемся и будем существовать так со дня на день, то окажемся перед фактом уничтожения движения. А ведь наша цель и задача — сохранить его во имя дальнейшего существования и работы. В больших гетто Белостока и Варшавы живут еврейские массы, имеются и работают халуцианские организации. Наш долг — перебросить наших товарищей туда, убрав их с места, где они обречены на уничтожение. Нам надо немедленно приступить к их эвакуации.
Эдек:
— Верно, что сохранение движения и его актива входит в наши задачи. Но давайте не будем забывать, что именно как движение мы связаны с народом, в данном случае — с массами евреев в гетто и не вправе бросать их на произвол судьбы. Где гарантия, что участь Вильнюса не постигнет Белосток, а может быть, и Варшаву? Что скажет гетто, узнав, что его покинула вся халуцианская молодежь? Мы обязаны оставаться здесь. Возможно, придется изменить линию работы, но только не считать, что выход — в бегстве.
Произошел долгий и бурный спор. К позиции Эдека присоединился Соломон Энтин. Все трое — серьезные, честные люди с пылким еврейским сердцем.
Мы уходим с заседания, болезненно переживая возникший среди нас конфликт.
Одиночки покидают гетто, пытаются пробраться в Варшаву и Белосток. Большая часть попадает в руки немцев и гибнет в дороге. Многих из тех, кто ищет прибежища в самом Вильнюсе, полагаясь на свою "арийскую" наружность, выдают поляки и литовцы.
Уход из гетто связан с огромной опасностью, оставаться в гетто — не менее опасно.
В таких условиях мы наталкиваемся в нашей работе на тысячу затруднений Мордехаю через посредника удается установить связь с немецким фельдфебелем Шмидтом, который готов нам помочь. Некий Адлер из Вены, в прошлом — член "Поалей-Цион", находящийся сейчас в Вильнюсе, опознал в Шмидте своего бывшего приятеля. Шмидт может
достать военные грузовики. Mы хотим спасти наших товарищей.
В те дни к нам в Вильнюс пришел живой привет из Варшавы — Леня Козебродская.
Леня — рослая девушка, абсолютно не похожая на еврейку, с длинными светлыми косами. Когда я впервые увидала ее в нашей комнате в гетто, я была уверена, что передо мной чистокровная полячка. Так же считали и немцы, с которыми она часто сталкивалась во время своих многочисленных путешествий. Благодаря знанию немецкого языка она обычно сходила за "фольксдойче". Никто и не подозревал, что барышня Кристина Косовская — еврейская девушка из варшавского гетто, героическая участница халуцианского движения.
У Лени огромный запас жизнестойкости и энергии. В роли связного между разными гетто ей приходится встречаться с неисчислимыми опасностями. Ее выручают смелость и хладнокровие. Среди товарищей ходит поговорка, что Леня и в огне не сгорит. Она сама верит в свою неуязвимость, и это придает ей силы.
И теперь мы узнаем от нее о жизни в варшавском гетто, о работе "Хехалуца" и других организаций. В Варшаве никто не представляет, что значит акция, не слыхал о Понарах. Леня тоже считает, что ребят надо перевести из Вильнюса в Варшаву.
Она берет на себя часть забот Мордехая по осуществлению этого плана: держит связь со Шмидтом, едет в Белосток, чтобы выяснить обстановку. В одну из поездок Леня берет с собой ребенка, родившегося всего несколько месяцев назад в гетто у одной из наших подруг. И на это пошла девушка, уезжающая по поддельному удостоверению личности в немецком военном эшелоне, контролируемом особенно строго... Леня просто сказала матери: "Дай мне его, и я его провезу".
После многочисленных хлопот мы получаем от Шмидта военный грузовик. Большинство членов организации "Дрор-Хехалуц" покинуло в нем вильнюсское гетто. Руководство и актив "Дрора" перебрались из Вильнюса в Белосток.
А через несколько дней в гетто произошла новая акция, акция розового "шейна". Провели ее как ни в чем не бывало, при свете дня и при содействии еврейской полиции. Ведь речь идет всего-навсего о нескольких стах евреях! Вот кончится акция, и воцарятся в гетто тишина и порядок! Депортировали последних, у кого не было розового "фамилиеншейна" (члены семьи владельца желтого "шейна" получили "фамилиен-шейны" розового цвета), общим счетом 400 человек. Акция продолжалась несколько часов. Как обычно, литовцы вытаскивали людей из укрытий. В подвале на улице Шпитальная 15 пряталось много народу. Вошедшие в подвал немцы наткнулись на сопротивление. Два молодых еврея, Гаус и Гольдштейн, бросились на них с ножом и топором. Обоих застрелили на месте.
На следующее утро в "мирном" гетто тайно состоялись их похороны. А в полдень на стенах появились траурные объявления:
"В воскресенье на улице Шпитальная 15 пали товарищи Гаус и Гольдштейн. Вечная слава погибшим!"
НЕЗАДОЛГО ДО НАЧАЛА ДЕКАБРЯ 1941 ГОДА В монастыре сестер-бенедиктинок состоялось совещание руководства "Хашомер хацаир". В ту пору только начали зарождаться новые идеи, которые никто не осмеливался высказать вслух. Но вот встал Аба Ковнер, и впервые за всю историю нашего уничтожения, в дни, когда еврейский народ бессильно истекал кровью, прозвучал четкий, решительный призыв: "К оружию!"
Душу озарило светом. Рассеялся кошмар гетто. Покончено с приятием мученичества, бессилия и рабства, отныне одна цель перед нами — бунт.
На этом заседании было постановлено:
1. Выпустить воззвание к молодежи гетто.
2. Внедрить новую идею в других гетто, особенно варшавском.
3. Придать работе движения единый характер под знаком идеи восстания. Убеждать в правоте нашей позиции.
4. Основать движение в Белостоке.
Этим заседанием была открыта в нашей жизни новая эпоха, хотя поначалу никто не ощутил особых перемен. Очень немногие знали подробности собрания в монастыре и не могли верно оценить его значение. Зато те, кто был осведомлен обо всем, изменились. Теперь каждое усилие обрело высокий смысл.
Эдек разрабатывает десятки планов и предложений. Вместе с товарищами он ежедневно выходит на свою каторжную работу, и под носом у немецких надсмотрщиков встречается с Хайкой, обеспечивая связь с монастырем. По вечерам, после возвращения в гетто, он неустанно работает — организовывает ребят, налаживает связи. В последние дни по вечерам он начал ходить в город на связь с нашими "арийцами", отрезанными от центра. Дважды его задерживали немцы, один раз уже повели в литовскую полицию, где бы его с легкостью опознали. По дороге сбежал, но не вернулся в гетто, пока не сделал того, что было намечено. И все это — просто и естественно, будто иначе и быть не может. В эти дни он часто повторял: "Вот и нашелся путь. Теперь стоит жить. Жить и драться!"
