Михаил Барро - Томас Торквемада (“Великий Инквизитор”). Его жизнь и деятельность в связи с историей инквизиции
Лишь в Испании суждено ей было расцвести пышным цветом и оттуда уже заражать другие страны. И здесь она встретила и встречала сопротивление, но эта оппозиция коренилась в интеллигентной среде Испании, где успели уже отрешиться от духа нетерпимости, – и чем дальше от границы Гренады и ближе к северу, тем больше, – и где зрели уже новые силы и новые начинания... Вот почему инквизиция с особенною яростью преследовала лучших представителей испанской нации. Она опиралась при этом на невежественные массы и неумолимо уничтожала все проявления свободной мысли и независимости. В то время, как Фердинанд и Изабелла, следуя примеру своих предшественников, сковывали Испанию в одно крепкое целое, Торквемада и его преемники по видимости преследуя ту же задачу, – духовное объединение страны – на самом деле лишили ее живого духа и мало-помалу омертвили. Счастливая Испания представлялась им не иначе как единоверной от Пиринеев до Гибралтара, и они вели ее к этому золотому веку, освещая ей путь кострами, наполняя темницы и изгоняя целые народы. Таковы были, между прочим, отношения Торквемады к евреям и мараносам, а его преемников – к маврам, морискам и лютеранам.
Предполагают, что евреи поселились в Испании еще во времена царя Соломона, вероятно, вместе с финикийцами. Другие относят начало этой иммиграции к первому веку христианской эры. Во всяком случае, это пришлое население скоро заняло в Испании видное место не только по количеству, но и по влиянию среди христиан. Причина этого влияния, конечно, коренилась в предприимчивости евреев. Люди, добравшиеся из Палестины до далекого Пиринейского полуострова, не могли не отличаться сильной волей, чувством солидарности между собою, упорством в труде, наконец, умственным превосходством над большинством туземцев. Дворяне Кастилии, Аррагонии и других местностей Испании занимались, главным образом, военными подвигами и веселою жизнью. Торговля, служба в правительственных и частных учреждениях и связанное с ними образование оставались на долю духовных, людей простых и в том числе евреев. У евреев были свои школы и даже академии. Питомцы этих заведений становились докторами, аптекарями, финансистами и даже учеными и между прочим славились своими астрологическими познаниями. Они широко воспользовались в этом отношении цивилизацией арабов, тем более, что завоеватели Испании отличались веротерпимостью и покровительством знанию. Высшие правительственные должности также часто занимались евреями, между ними насчитывают министров и ближайших придворных испанских королей. Все это не могло не возбудить ненависти и зависти к удачливым пришельцам, а народной массе они казались единственными виновниками ее темноты и несчастия. За евреями, конечно, водились грехи, общие всем богатым и влиятельным классам: притеснение бедных, обход и прямое нарушение законов – особенно когда начались преследования Израиля, – но испанские патриоты только у них видели и хотели видеть эти недостатки и даже коллеги евреев по притеснению народа привлекали к ним внимание законодателей и просили защиты простолюдина. Законодатели не оставались глухи к этим воззваниям, и тем более, чем более влияло на них духовенство. Уже в IV веке эльвирским собором были запрещены браки между христианами и последователями Моисеева закона. В некоторых городах евреям отводились особые кварталы, куда они должны были возвращаться с наступлением ночи и выходить оттуда в платье с установленными знаками голубого или зеленого цвета. Эти меры только увеличили рознь между обоими народами; обособленность же евреев как следствие ограничительных законов породила легенды об их враждебности к христианам и о том, что они убивают христианских детей, чтобы воспользоваться их кровью для приготовления опресноков. В невежественной среде испанцев эти толки встречали полную веру, и само духовенство поощряло чувство ненависти к евреям. Так поступил архиепископ Севильи Ниэбла в 1391 году. Под влиянием его проповедей исступленная чернь убила тогда около 7 тысяч еврейских семейств, а других принудила отказаться от своей религии. Во время владычества мавров эта ненависть к евреям в христианском населении только усилилась, потому что у завоевателей Испании евреи пользовались как религиозною, так и гражданскою свободою, и вследствие этого сливались в глазах испанца-католика с общею массою врагов христианства.
При таких обстоятельствах евреи не могли, конечно, особенно сочувственно относиться к возрождению Испании, так как опыт прошлого говорил им, что падение мавров будет началом их собственного падения и таких погромов, как севильский, на отвоеванной испанцами территории. Чтобы избавиться от этих преследований, евреи часто добровольно принимали христианство и вместе с обращенными силою составили особую группу населения Испании – мараносов, которые были первыми жертвами испанской инквизиции. Обстоятельства, предшествовавшие крещению и тех, и других, не могли, конечно, способствовать их твердости в христианской религии, а отсутствие руководства со стороны невежественного католического духовенства вызывало даже у искренних последователей этой религии невольные уклонения в область еврейских обрядов. Эти уклонения и послужили поводом к преследованию мараносов инквизицией. В 1481 году севильский трибунал издал особую инструкцию, в которой указывалось 36 способов отличия истинных христиан от мнимых сторонников католичества из среды мараносов. Достаточно было, например, мараносу, надеть в субботу чистое платье, чтобы навлечь на себя подозрение в тайном иудействе. То же могло случиться, если он пил вино, приготовленное евреем, ел мясо убитого им же животного, читая псалмы, не говорил “Слава Отцу и Сыну и Святому Духу”, если он в день рождения ребенка обращался к гороскопу и даже если устраивал прощальный обед, уезжая из города. Система доносов, которою пользовалась святая инквизиция, могла доставить во всякое время обвинительный материал на погибель мараноса, и 36 параграфов севильской инструкции были только канвою для этих доносов.
Для Торквемады это были все паллиативы, не способные залечить разъедающую Испанию язву нечестия. По мнению Торквемады, отступничество мараносов могло прекратиться только с изгнанием евреев из Испании, а так как евреи находили приют и покровительство в Гренаде, то завоевание последнего оплота мавров тесно связывалось в глазах великого инквизитора с очищением родины от сомнительных религиозных элементов. Дело нетерпимости присоединялось, таким образом, к историческому движению испанцев, которое ставило своей целью возвратить прежнее положение на Пиринейском полуострове. Фердинанд V вполне разделял в этом случае общенародные стремления и стремления Торквемады. Он давно собирался разнести по зерну “житницу”, как называл Гренаду, а религиозная Изабелла видела в этом деле угодное Богу предприятие. Оставалось лишь найти предлог к началу военных действий, и мавры сами дали этот предлог, напав в мирное время на испанский город Замору. Весть об этом насилии пробудила энтузиазм испанцев. К Фердинанду и Изабелле отовсюду спешили воины, готовые сразиться с неверными, а Торквемада почти не покидал в это время короля и королеву. Он не переставал побуждать их к продолжению начатого дела, эпилогом которого считал Гренаду. Но Фердинанду нужны были деньги, и тут его выручил великий инквизитор, получив от папы разрешение продавать индульгенции. В Риме даже испугались энергии, с какою повел это дело Торквемада, там опасались за доходы святого престола, и сам папа – доказательство могущества Торквемады – обращался к советнику “их высочеств” с просьбой не забыть интересов святителя.
