А. Солнцев-Засекин - Побег генерала Корнилова из австрийского плена. Составлено по личным воспоминаниям, рассказам и запискам других участников побега и самого генерала Корнилова
Оставаясь умышленно в тени, я инспирировал маленькую «офицерскую революцию», как мы тогда говорили.
На общем собрании офицеров лагеря почти единогласно было постановлено не признавать полковника Зелезинского старшим в своей среде, каковым он был по чину и который по принятому в лагере порядку являлся представителем военнопленных офицеров в сношениях с австрийской администрацией. Лишь незначительное меньшинство из офицеров лагеря воздержалось от голосования, и чуть ли не один голос поручика П. (не помню сейчас точно фамилии) был за полковника Зелезинского. Было вынесено также постановление о желательности воспрещения продажи спиртных напитков в лагерной кантине, чтобы хотя бы несколько сдержать элементы, компрометирующие русское офицерство в глазах самой австрийской комендатуры. Это последнее постановление не было утверждено австрийским комендантом, как противоречащее интересам подрядчика, которому сдана была в аренду лагерная кантина. Постановления о полковнике Зелезинском комендант также не хотел утверждать, называя его революционным, хотя все офицеры доказывали, что оно вынуждено невозможностью создания в Эстергоме правомочного суда чести для штаб-офицера.
Но так как офицерство продолжало отказывать в подчинении полковнику Зелезинскому, то комендант оказался вынужденным перевести его в другой лагерь – Лека или Ашурини[41]. В исполнение обязанностей старшего офицера Эстергомского лагеря вступил старший в чине после полковника Зелезинского, подполковник Таборский.
То, что он был единственным офицером из тех, кого мне приходилось встречать, имевшим в чине подполковника ордена Святого Георгия и 4-й, и 3-й степени, из которых 3-ю степень крайне редко получают и в чине полковника, а чаще уже в генеральских чинах, давало мне надежду, хотя я почти не знал подполковника Таборского, что он не допустит каких-либо неосторожных действий, могущих повредить успеху моих замыслов, чего я всегда мог опасаться со стороны полковника Зелезинского. (Замечу здесь, что мне пришлось слышать, что полковник Зелезинский и поручик П. состоят на службе польской армии, с чем, искренне уважая многих польских офицеров и желая добра Польше, я не могу поздравить молодое польское государство.)
Приступая к организации побега из плена генерала Корнилова, я решил воспользоваться для нее одной мыслью, поданной мне в существовавшей в Эстергоме-таборе подпольной офицерской организацией, которую участники ее шутливо называли «Школой для желающих бежать из плена». Я не исполнил бы моего долга и слишком много приписывал бы себе лично, если бы не посвятил несколько строк этой организации.
Основателем и наиболее видным и активным деятелем ее был прапорщик Ульмер, латыш по происхождение. Это имя, мало теперь кому-нибудь что говорящее, пользовалось в то время почти легендарной известностью и среди русских военнопленных в Австро-Венгрии, и среди чинов австрийской военной полиции и лагерных комендатур.
Про мужество и остроумие бесчисленных попыток Ульмера к побегу рассказывались положительно мифы. И на самом деле, это был человек редкой энергии и упорства, и меня не раз занимал вопрос, где он может быть сейчас и что он предпринимает.
Он, казалось, искал опасности, был влюблен в нее. Бежав из плена в первый раз вместе с другим офицером, фамилии которого я не запомню, он благополучно достиг фронтовой полосы в Галиции. Не имея возможности лишь перейти линию окопов, которая отделяла его от свободы, он скрывался со своим спутником в какой-то полуразрушенной и брошенной жителями деревне, ожидая, пока наше наступление придет им на помощь. Но спутник Ульмера по этому побегу тяжело заболел от лишений кочевой жизни. Ему становилось все хуже и хуже, и Ульмер, жертвуя своею свободой, принес его на руках на ближайший австрийский перевязочный пункт.
Отбыв наказание за побег, Ульмер бежал вторично, вместе с прапорщиком Каном. Об этом втором побеге была небольшая заметка в русской периодической прессе, в журнале «Огонек», несколько не соответствующая действительности в описании подробностей побега.
Ульмер и Кан, бежав из лагерной бани, отчасти при помощи подкупа, отчасти благодаря небрежности часового, пробирались пешком к австрийско-швейцарской границе, страшно бедствуя и голодая. Изредка им случалось поймать отбившегося от стада барашка и заколоть его перочинными ножами, но еще реже его можно было сварить или изжарить, чтобы не привлекать к себе внимание разведенным костром, а чаще приходилось питаться сырым мясом.
Когда оба офицера, наконец, достигли долгожданной границы и уже переходили ее, их заметил пограничный австрийский пост и открыл по ним огонь. Под обстрелом прапорщику Кану удалось перебежать границу и достигнуть швейцарского офицерского караула, а немного позже и вернуться в Россию. Кажется, он был награжден за этот побег орденом Святого Владимира 4-й степени с мечами и бантом.
Прапорщик же Ульмер, перебегая границу, сорвался с горной тропинки в обрыв и тяжело расшибся. Хотя Ульмер упал уже на швейцарской территории, но далеко от места расположения офицерского караула, и солдаты швейцарского пограничного поста, пользуясь отдаленностью своего офицера, не препятствовали австрийским пограничникам подобрать Ульмера.
Отбывая присужденное ему за второй побег заключение в крепости, Ульмер помещался в ней в одной камере с несколькими австрийскими офицерами, осужденными за присвоение сумм, отпускавшихся австрийской казной на содержание русских пленных солдат. Недовольные своим осуждением и желая мстить за него своей родине, эти офицеры дали прапорщику Ульмеру возможность основательно изучить австрийские воинские уставы – внутренней и гарнизонной службы и дисциплинарный; они же дали Ульмеру подробные и исчерпывающие сведения о дислокации запасных батальонов и других тыловых частей австрийской армии, дали точные характеристики и описания наружности командного состава этих частей; детально описали Ульмеру несколько маленьких городков и местечек и их жителей, так что Ульмер мог говорить о них так, как если бы являлся их уроженцем; познакомили Ульмера с правилами о документах всякого рода и особенностями железнодорожных порядков в военное время и т. п. Короче, Ульмер изучил у них все, что, так или иначе, могло облегчить побеги из плена и быть использовано при совершении их.
Вернувшись по отбытии наказания за побег в Эстергом-табор, обогащенный такими ценными сведениями, прапорщик Ульмер прежде, чем бежать вновь, организовал ту «школу для желающих бежать из плена», о которой я говорил выше. Создав эту школу и передав приобретенные познания лицам, ставшим во главе ее, прапорщик Ульмер сделал новую попытку побега.
