Ромен Роллан - Махатма Ганди
Такое положение вещей означало создание государства в государстве, самоутверждение истинного государства Индии на глазах британского правительства. Последнее не могло уже оставаться в бездействии. Приходилось либо вступать в соглашение, либо начать борьбу. При некоторой уступчивости соглашение было бы еще возможно. Конгресс заявил, что он достигнет своей цели «в союзе с Англией, если она выразит свою готовность, если нет—то без нее». Как всегда, когда политика касалась народов другой расы, так и теперь насилие одержало верх, Искали только поводов. Недостатка в них не оказалось.
Несмотря на твердое намерение не прибегать к насилиям, подтвержденное и Ганди и Конгрессом, несколько крупных беспорядков, имевших лишь отдаленную связь с движением «Отказа от сотрудничества», произошли в различных местностях Индии. В Соединенных провинциях (Аллахабад) вспыхнули аграрные волнения, бунты арендаторов против земельных собственников, и полиция произвела кровавую расправу.
Затем движение Акали[63] среди Сикхов, сперва чисто религиозное, стало применять «Отказ от сотрудничества» и завершилось в феврале 1921 г. убийством 200 сикхов. Нельзя было, по чистой совести, возложить ответственность за эту драму, вызванную фанатизмом, на Ганди и его учеников. Но случай удобный. Начались репрессии с начала марта 1921 г., и свирепствовали с возраставшей силой до конца года. Чтобы пустить их в ход, предлогом были избраны манифестации против продавцов крепких напитков. Ведь не в первый раз алкоголь и европейская цивилизация выступали нога в ногу. Организации добровольцев, сторонников отказа от сотрудничества, были запрещены. Был провозглашен закон против мятежных собраний. В различных округах местная полиция получила безграничные полномочия для подавления движения, которое было окрещено революционным и анархическим. Тысячи индусов были арестованы; не делали никаких исключений для лиц уважаемых. Эти меры вызвали, конечно, возмущения, тут и там происходили бои между полицией и толпой, убийства, пожары. Комитет конгресса всей Индии, собравшись в Безваде, в последнюю неделю марта, обсуждал, не следует ли объявить гражданское неповиновение. С редкой мудростью он решил, что страна недостаточно еще созрела и недостаточно еще дисциплинирована, чтобы прибегнуть к этому обоюдоострому оружию, и постановил выжидать, приступив к некоторого рода гражданской и финансовой мобилизации.
Ганди еще с большим подъемом возобновил свою компанию за объединение Индии, за единение религий, рас, партий и каст. Он обратился с призывом к парсам,[64] богатым, крупным коммерсантам, крупным промышленникам, в большей или меньшей степени окрашенным, как выражается Ганди, духом Рокфеллера. Индо-мусульманскому единению беспрестанно угрожали давние предрассудки, страхи, взаимное недоверие. Он отдался этому делу телом и душой,[65] не добиваясь полного слияния обеих групп, сейчас невозможного, чего и сам он не хотел, но союза прочного, построенного на дружеских отношениях.[66]
Его высшим стремлением является желание ввести в круг индусской общественности отверженные классы. Его страстные требования вернуть права париям, его страдания при виде этой чудовищной Социальной несправедливости, его гневные вопли против нее—уже этого достаточно, чтобы обессмертить его имя. Боль, которую причиняет ему то, что он называет «самым постыдным и грязным пятном индуизма», имела своим источником переживания раннего детства. Он рассказывает, что когда был еще ребенком, в дом его приходил парий для грязной работы; ребенку было запрещено притрагиваться к нему, не совершив потом омовения; он не мирился с этим и спорил с родителями. В школе он часто прикасался к «нечистым»; мать советовала ему после этого Прикоснуться к мусульманину, чтобы очиститься от такого осквернения. Но к двенадцати годам мнение его сложилось. Он поклялся очистить совесть Индии от этого греха. Он вознамерился придти на помощь своим униженным братьям. Нигде его свободомыслие не сказывается так ярко, как в деле их защиты. Можно судить об этом по тому факту, что он готов был бы пожертвовать своей религией, если бы ему доказали, что отверженность париев является и догматом. Одна эта несправедливость оправдывает в его глазах все прочие несправедливости, которые терпят индусы во всем мире.
«Если индусы стали париями Империи, то это возмездие вечной справедливости. Пусть индусы омоют сперва свои руки, запятнанные кровью!.. Отверженность париев унизила Индию. В южной Африке, в восточной Африке, в Канаде с индийцами обращаются так же, как с париями. Сварадж невозможен, пока существуют парии. Индия повинна в этом. Ничего более позорного не совершила даже Англия. Первейший долг—защищать слабых и не оскорблять человеческого достоинства. Мы не лучше скотов, если не очистимся от этого греха. Сварадж должен стать царством справедливости на всей земле»…[67]
Ганди хотел, чтобы национальное Законодательное Собрание улучшило возможно скорее судьбу братьев-париев, чтобы им был открыт широкий доступ в школы и к колодцам, ибо пользование общественными колодцами было им запрещено. А до тех пор?.. Нетерпение не позволяет ему ждать, скрестив руки, пока привилегированные классы исправят свою несправедливость, и заставляет его перейти в лагерь париев: он становится во главе их и старается их объединить. Он вместе с ними обсуждает различные выходы: что могут они сделать? Апеллировать к правительству Индии? Это значило бы сменить одно рабство другим… Отказаться от индуизма (обратите внимание на смелое великодушие этого верующего индуса!) и обратиться в христианство или магометанство? Ганди готов был бы посоветовать этот выход, если бы индуизм был неразрывно связан с верованием в отверженность париев. Но он убежден, что это верование есть нездоровое извращение религии, и что его надо вырвать с корнем. Парии должны организоваться для самозащиты. Они могли бы также прибегнуть к Отказу от сотрудничества, как к своему средству против индуизма, прекратить всякие сношения с прочими индусами (исключительно дерзкий совет в устах этого патриота, совет прибегнуть к социальному бунту!) Но, продолжает Ганди, парии неспособны ни к какой организации: у них нет вождей. Пусть же они присоединятся к общему движению Индии, первое условие которого—единение классов; иного средства для них нет. Действительный Отказ от сотрудничества есть религиозный акт очищения. Никто не может принять в нем участия, отвергнув париев; он тяжко погрешил бы. Ганди, таким образом, успешно примиряет религию, отечество и человечество.[68]
