Иосиф Шкловский - Эшелон
– А у вас сейчас много новых песен? – спросил бразилоукраинец.
– Разумеется, – отвечал наш.
– И какую же песню поют чаще всего?
– Я думаю, что чаще всего поётся «Широка страна моя родная».
– А я этой песни не знаю – научите, пожалуйста.
И всю дорогу два представителя одной из наиболее древних профессий очень дружно пели песню Дунаевского. У «тутошнего» оказался совсем неплохой баритон. Весь автобус замер – дошло до всех. А они пели, пели увлечённо, совершенно не чувствуя полного идиотизма ситуации.
В шахты нас не пустили – это была собственность какой-то английской компании, и она тоже боялась «красных».
В Рио мы попали впервые уже после того, как добрые две недели прожили в бразильской «глубинке». Мы прилетели туда из Белу-Оризонти на «Дугласе». Я первый раз в жизни летал на самолёте! Незабываем вид Рио с высоты птичьего полёта. Недаром сами бразильцы свою бывшую (а тогда настоящую) столицу зовут «Сиуаджи Миравельоза», что означает «удивительный город». Окружённая скалистыми, заросшими тропическим лесом берегами сверкала на солнце огромная бухта Гванабара. Для меня было неожиданностью, что восточный берег Южной Америки так скалист и изрезан – я по зелёному цвету карты представлял его низким и плоским. Довольно высокие скалистые кряжи есть и в самом центре города, рассекая его на несколько отдельных частей, связанных туннелями. Над красавцем Рио господствует 700-метровая скала, вершину которой венчает 40-метровое мраморное распятие. Это – знаменитая Корковадо, видимая с любой точки города в виде белого креста. Впрочем, иногда она скрыта облаками. Мы побывали у подножия распятия, и я никогда не забуду вида, который оттуда нам открылся. Кроме Корковадо над Рио высятся и другие красавицы-горы. Запомнилась великолепная, 400-метровой высоты, «Сахарная Голова», куда мы поднимались на фуникулёре. И, конечно, никогда не забыть невиданной красоты и огромности пляж Капокабана. На этом знаменитом пляже мы провели целый день. Нашим гидом был славный малый по фамилии Калугин – корреспондент ТАСС. Во время посещения Капокабаны мы ещё раз столкнулись с удивительными местными обычаями. Оказывается, абсолютно недопустимо подойти к Атлантическому океану, раздеться и окунуться в воду – полиция за такое дело тут же оштрафует. По тамошним понятиям совершенно неприличен процесс раздевания. На пляж нужно прийти уже вполне готовым для купания. Между тем общественных раздевалок на всем гигантском пляже мы так и не заметили. Люди раздеваются у своих знакомых, которые живут в приморском районе, но, естественно, за много кварталов от пляжа. И вот по воскресеньям толпы людей разного возраста и пола в одних плавках и купальниках шагают по раскалённому городскому асфальту – это считается вполне приличным!
Но боже мой, какой это пляж! На много десятков километров тянется полоса шириной не меньше сотни метров. Пляж песчаный. Впрочем, это даже не песок, а чистая золотая пыль, К пляжу за автострадой примыкает линия небоскребов (20-30 этажей), стоящих в окружении кокосовых пальм сравнимой высоты, что создаёт непередаваемой прелести гармонию. А впереди – Атлантический океан. Даже в самую штилевую погоду в десяти метрах от берега высится стена прибоя – ведь до африканского берега 4000 километров, а океан дышит…
Я залюбовался купающейся, а больше играющей молодёжью. Как они красивы! Весь спектр цветов кожи – от агатово-чёрного до розово-белого. Кстати, никаких признаков расовой нетерпимости никто из нас в Бразилии не заметил.
А как здешние мальчишки играют в футбол, прямо на пляже! Вот откуда рекрутируются Пеле, Жаирзиньо и прочие чародеи бразильского футбола, спустя 11 лет потрясшие спортивный мир на шведском чемпионате!
Лежа на этом действительно золотом (не то что под Ялтой) пляже, мы, в частности, обсуждали вопрос, чем бы занялся Великий Комбинатор, если бы мечта его детства осуществилась и он оказался бы здесь, в Рио. Было высказано несколько соображений. Например: он непременно занялся бы упорядочением купания на Капокабане, организовав сеть раздевалок. Или взялся бы за создание ателье по развивке волос у здешнего населения. А вообще, братцы, не заложить ли нам основание памятника Остапу Бендеру именно здесь! Благо случай на редкость подходящий: присутствуют представители советской власти (первый секретарь нашего посольства), советской печати (упомянутый выше корреспондент ТАСС), советской общественности (мы, пассажиры «Грибоедова») и широкие слои местной общественности (пляжники Капокабаны с разным цветом кожи). Сказано – сделано! Мы соорудили пирамиду из песка, пригласили нескольких наиболее чёрных бразильеро, произнесли подходящие к случаю речи и сфотографировались. Я храню эту фотографию до сих пор и изредка любуюсь ею. Следует заметить, что в те времена Ильф и Петров были если и не под официальным запретом, то, во всяком случае, в подполье.
А лучше всего было бродить по этому удивительному городу и любоваться красочной толпой «кариоки» (самоназвание жителей Рио). Круглые сутки здесь кипит жизнь. Ночами около нашего отеля «Амбассадор» играла зажигательная музыка последнего пасхального карнавала, и люди танцевали самбу, – прямо на мостовой. Эту музыку я помню до сих пор: «Чику-Чику», «Амадо Мио», «О, Бразил!». Вот я пишу сейчас эти строки, а в ушах всё время раздаются ритмичные удары и восхитительная скороговорка «Чику-Чику»…
Наше посольство устроило, как водится, приём для советской экспедиции, который мне, новичку, показался роскошным. В разгар этого дипломатического мероприятия ко мне подошёл человек средних лет и представился президентом шахматного клуба Рио. Сегодня вечером – продолжил он – у нас состоится традиционный четверговый блицтурнир мастеров столицы. И по сему поводу он имеет честь пригласить шахматистов из советской экспедиции на этот турнир. Я сообразил, что слава о шахматистах нашей экспедиции могла пойти только из одного источника. Накануне затмения и после него мы с Мишей Вашакидзе прошвырнулись в ближайший городок Араша и в тамошнем кафе лихо обыграли в шахматы местных пижонов-завсегдатаев, еле двигавших пешки. Здесь, в посольстве, уже изрядно «набравшись», я с ходу согласился на лестное приглашение незнакомого сеньора. «Почему бы мне здесь, в городе золотой мечты Остапа, не повторить его бессмертный подвиг в Васюках?» Подсознательно я, конечно, глупо полагал, что эти ихние столичные мастера играют на уровне арашинских любителей. Тут же я сагитировал Мишу Вашакидзе (тот, ссылаясь на опьянение, сильно упирался) и Лебединского. К нам ещё присоединился секретарь посольства. Не дожидаясь конца приёма, под неодобрительные взгляды Михайлова, мы отправились в здешний «клуб четырёх коней». По дороге моего нахальства сильно поубавилось, когда я узнал, что пригласивший нас президент клуба только что вернулся из Нью-Йорка, где выступал в арбитраже первого радиоматча СССР-США. «Похоже, что влипли…» – уныло подумал я. Здешний шахматный клуб был при знаменитом футбольном клубе «Ботафого», и гостеприимные хозяева прежде всего показали идущий на стадионе матч между командами «Фламенго» и «Ботафого». Я впервые видел футбольный матч ночью (тогда у нас это не практиковалось). Какая это была игра! До этого такой ювелирной техники, такого артистического владения мячом я не видел. Очень жалко было уходить, не досмотрев красивого зрелища, но ничего не поделаешь – хозяева вежливо попросили. Я шёл как на Голгофу – впрочем, настроение было неплохое, так как вполне чувствовал комизм ситуации. В прокуренной комнате шахматного клуба шеренгой выстроились здешние мастера – все почему-то с одинаковыми лысинами и одинаковыми чёрными усиками. И я увидел, что у них буквально дрожат коленки – ещё бы: им предстояло играть с «шахматисто-советико». В те далёкие годы, когда молодой Ботвинник только что стал чемпионом мира, слава советских шахматистов была оглушительной. От мысли, что мы вполне подобны персонажам легендарной «Антилопы», я даже как-то успокоился. «Одноглазый любитель» (то бишь здешний шахматный президент) предложил кому-нибудь из нас перед жеребьёвкой сгонять с ним неофициальную партию. Я усадил за стол Мишу.
