Глеб Елисеев - Лавкрафт
Хотя вряд ли Говард сумел бы сразу поступить в университет Брауна в 1908 г. Для этого ему как минимум нужно было завершить школьный курс образования, проучившись еще год. В одном из своих писем Лавкрафт утверждает, будто закончил школу, но это не подтверждено ничем, кроме его слов.
Тем более что странная нервная болезнь стала одолевать Говарда еще в дни школьной учебы. Одна из его одноклассниц вспоминала про его периодические нервные тики. Накануне 1908 г. они выглядели все более заметными. Лавкрафта даже били судороги, от которых он вскакивал с места.
Скорее всего, эти физические недомогания имели чисто нервную основу. Впрочем, Гарольд Манро утверждал, что Лавкрафт, играя с приятелями в одном из недостроенных домов, упал с высоты, повредив голову. Падение якобы и спровоцировало его дальнейшие нервные недомогания. Так это или нет, неизвестно, потому что, кроме слов Манро, других свидетельств о травме Лавкрафта не существует.
При этом, несмотря на предшествующие нервные срывы (например, в 1906 г.), Лавкрафт спокойно получал в школе высокие оценки, в том числе и по естественным предметам: химии и физике. Однако с алгеброй у него возникали заметные трудности. Он говорил, что едва сдавал переводные экзамены и это его очень расстраивало. Алгебра ведь была необходима будущему астроному, коим Говард воображал себя в будущем. Поражение с алгеброй стало одним из первых заметных фиаско в жизни Лавкрафта. Он впервые ощутил пределы своего развития в определенной области. (С геометрией ситуация складывалась лучше, и к ней Лавкрафт отвращения не приобрел.)
Увы, со всеми школьными стараниями и усилиями покончил внезапный срыв 1908 г., во время которого Говарду стало тяжело встречаться с людьми. Он с ужасом вспоминал об этих годах: «В те дни для меня было просто невыносимо взглянуть или поговорить с кем-либо, и я предпочитал закрываться от всего мира, опуская темные шторы и обходясь искусственным светом»[43]. Вообще исследователям мало что известно про его жизнь в период с 1908 по 1913 г. И если часто употребляемое по отношению к Лавкрафту определение «эксцентричный затворник» не имеет ничего общего с большей частью его биографии, для этого времени оно может казаться правдой.
Однако Говард старался не бросать своих занятий и даже в таком состоянии стремился выпускать «Научную газету» и «Род-Айлендский журнал астрономии». При этом он ощущал, что все-таки занимается чем-то несерьезным и то, что хорошо и интересно для подростка двенадцати — тринадцати лет, вряд ли годится для юноши в восемнадцать. И все же Лавкрафт продолжал вести журнал астрономических наблюдений, занимался химическими опытами. Изучение неорганической химии завершилось написанием обширного трактата «Краткий курс неорганической химии». Но, как алгебра стала непреодолимой препоной на пути к дальнейшему изучению астрономии, препятствием для дальнейших трудов в химической науке оказалась органическая химия. Она вызывала мучительную головную боль, от которой Лавкрафт в прямом смысле слова лежал пластом.
Вспоминая об этом времени впоследствии, фантаст утверждал, что ему стоило бы напрячься и получить хоть какую-то профессию, позволяющую заниматься офисной, конторской деятельностью (например, выучиться на бухгалтера). В те же дни он наивно посчитал, что деньги на повседневные нужды найдутся всегда, а на дополнительные расходы он сможет заработать литературным трудом, сочинив небольшой рассказик или несколько стихотворений.
А между тем жизнь поворачивалась к нему жесткой стороной и не стремилась поощрять эти наивные мечты. В 1911 г. дядя Лавкрафта, брат его матери, Эдвин Филлипс крайне неудачно вложил деньги сестры и племянника в одно коммерческое предприятие. Это также способствовало дальнейшему обнищание семейства Лавкрафт.
В психическом плане на Говарда тяжелейшим образом воздействовала мать, у которой постепенно стало прогрессировать безумие. Например, Сюзен принялась утверждать, что ее сын настолько внешне ужасен, что из-за этого не выходит из дому. Она вполне серьезно заявляла, что Говард «был таким омерзительным, что ото всех прятался и не любил гулять по улицам, где люди таращились на него, потому что он не выносил, когда люди смотрели на его ужасное лицо»[44].
В реальности же Лавкрафт и отдаленно не напоминал того монстра, каким его рисовала Сюзен. У него была вполне обычная, в чем-то даже симпатичная внешность. К восемнадцати годам Говард сильно вытянулся, и всего лишь стала заметна его длинная нижняя челюсть, бросающаяся в глаза на всех его фотографиях. Но ее мнительный Лавкрафт, явно под влиянием матери, посчитал несомненным уродством и физическим дефектом. Также его беспокоили вросшие волоски на лице, которые он постоянно выдирал.
Некоторые исследователи (например, С.Т. Джоши) утверждают, что Сюзен перенесла на сына отвращение, которое вызвал у нее сифилис, подхваченный от мужа. Но еще раз повторю, что никаких явных доказательств этого предположения не существует.
Знавшие Лавкрафта друзья соглашались, что в эти годы он стал на редкость нелюдимым. Если его встречали на улице, то он проносился мимо, никого не узнавая, сильно-сильно сутулясь и смотря себе под ноги. В 1918 г. Лавкрафт писал о своем состоянии в это время так: «Смертельная усталость и апатия, которые сопровождают состояние здоровья вроде того, в котором я ходил шатаясь лет десять или больше. Временами невыносима даже попытка приподняться, а малейшее усилие вызывает тупую вялость, которая проявляется в заторможенных способностях и встречающейся время от времени несвязности в моих литературных работах и письмах… Я жив лишь наполовину — значительная часть моих сил уходит на то, чтобы подняться или пройтись. Моя нервная система — полная развалина, и я охвачен скукой и совершенно бездеятелен, за исключением случаев, когда наталкиваюсь на нечто особенно интересное»[45].
Хотя Лавкрафт позднее утверждал, что за время болезни он страшно похудел и едва не умер, это, видимо, является преувеличением. В «живой труп», не способный даже двигаться, он явно не превратился. Например, Лавкрафт продолжал наблюдать за небесными телами, в том числе и за кометой Галлея. Позднее соседи утверждали, что, несмотря на болезнь, Говард периодически заходил к ним в гости. Более того, он выступал на собраниях школьников с длинными речами, которыми заслушивались. (Будущий писатель уже тогда был очень неплохим оратором.) Он пытался даже проявлять интерес к общественным делам. К периоду затворничества относится его письмо в «Провиденс сандэй джорнэл», где Лавкрафт сетовал на неудобное расположение концертной площадки в городе и предлагал выстроить что-то вроде «Дионисийского театра в Афинах».
