Эдуард Хруцкий - Криминальная Москва
Улучив момент, я спросил Сэма:
— А кто этот Ян?
— Это же Рокотов. Король валютной фарцовки по кличке «Ян Косой».
С той поры мы виделись достаточно часто в самых разных местах. В кафе «Националь», на вечерней улице Горького, в коктейль-баре, на втором этаже ресторана «Москва».
Король московской фарцовки был одет все в тот же серый костюм и носил все тот же университетский значок.
Много позже появились публикации, что Рокотов был агентом начальника валютного отдела БХСС майора Исупова.
Возможно. Я как журналист часто бывал на Петровке и однажды встретил там Рокотова, мы поговорили на лестничной площадке об общих знакомых и погоде.
Встреча эта меня ничем не удивила. Я понимал, что при такой профессии, как у Яна Косого, его должны были часто выдергивать на Петровку.
Я знал, что с агентами встречаются не в служебных помещениях.
К тому времени мне уже было многое о нем известно. Что он купил аттестат за десять классов и пытался поступить в Юридический институт. Но потом выбрал более легкий путь к вершинам науки — купил за бутылку университетский значок.
Еще в школе он спекулировал марками, потом был «чернокнижником»: продавал абонементы на подписные издания у магазина на Кузнецком мосту.
В 1960 году в связи с оперативной обстановкой в кавказских республиках и Средней Азии, где валюта стала практически второй денежной единицей, дела по незаконному обороту валюты передали КГБ.
В мае 1961 года Яна Рокотова задержали у камер хранения. В присутствии понятых из ячейки было извлечено 440 золотых монет, золотые слитки общим весом 12 килограммов и большое количество валюты. Всего на сумму два с половиной миллиона рублей.
После ареста Рокотова и его подельников появились статьи о безумных кутежах Яна Косого, об актрисах и манекенщицах, которых он содержал, о шикарных квартирах и дачах.
Могу сразу сказать — все это туфта. Его арестовали в том же самом сером костюме, и на суде он был в нем.
На суде Ян выглядел спокойным. Думаю, то, что нашли у него в тайнике, было далеко не все. Он охотно давал показания, понимая, что с судом ссориться не надо и срок за его дела совсем небольшой — три года.
Но в это время…
Никита Хрущев совершал очередной заграничный вояж. В Вене он осудил административные власти союзников, управляющих Западным Берлином, за то, что они превратили город в сплошной черный рынок.
Как мне рассказывали люди, сопровождавшие его в этой поездке, один из западных политиков, ему на это ответил, что такого черного рынка, как в Москве, нет ни в одной европейской столице.
Разгневанный генсек вернулся в Москву, вызвал Шелепина. У «железного Шурика» на руках был козырь— группа Рокотова.
Когда Хрущев узнал, что подсудимые получат по три года, он разъярился еще больше и приказал срочно подготовить указ об усилении борьбы с особо опасными преступлениями.
Как известно, закон обратной силы не имеет. Но только не для Хрущева.
И подсудимые с ужасом услышали об этом во время прочтения приговора.
Ян Рокотов и его подельник, двадцатитрехлетний Владислав Файбишенко, получили по 15 лет.
Но, видимо, у Никиты Хрущева, кроме колорадского жука и мирового империализма, появился третий главный враг — Ян Косой.
На очередном пленуме ЦК КПСС, обсуждавшем тезисы отчетного доклада на ХХII съезде КПСС, генсек опять вспомнил своего врага. Он зачитал письмо рабочих завода «Металлист», возмущенных мягким приговором Мосгорсуда.
В результате генпрокурор Руденко обжаловал приговор, и дело пошло на рассмотрение в Верховный суд.
И вновь закон обрел обратную силу. Все, что так сурово порицал Хрущев, рассказывая с трибуны ХХ съезда о культе личности, он сам претворил в жизнь.
Потом он сделает еще много приятных сюрпризов стране. Поставит ее на грань Третьей мировой войны в дни Карибского кризиса. Расстреляет демонстрацию голодных рабочих в Новочеркасске…
А что же наш друг Голем?
Он жил иначе. Широко. По-купечески. Он тратил деньги в кабаках и заводил многочисленные романы. Коля не складывал деньги в ячейку на вокзале. Он красиво жил.
Но однажды его отловили, привели в милицию и взяли подписку о трудоустройстве.
Была такая форма борьбы с тунеядцами. Две подписки — потом высылка в отдаленные районы Сибири.
Коля был человеком веселым и щедрым, поэтому у него имелись друзья.
Он принес в милицию справку о том, что устроился дворником в ЖЭК.
Бдительный участковый несколько раз приезжал на его участок, и каждый раз ему говорили, что новый дворник только что ушел.
Тогда Колю решил проверить сам начальник паспортного стола отделения. Он позвонил в ЖЭК и сказал, что приедет утром.
Естественно, Колю предупредили.
И вот в назначенное время в Сретенский переулок въехала «Волга» с летящим оленем на капоте. Из нее вышел Голем в роскошном барском пальто и меховой шапке.
Водитель достал из багажника фартук и некий предмет в замшевом чехле.
Коля повязал фартук, вынул из чехла инкрустированный лом и начал усердно сбивать лед с тротуара.
Потом он оторвался от работы и увидел начальника.
— Здравствуйте, товарищ майор, — вежливо поздоровался Коля. — В человеке все должно быть прекрасно. Мысли, одежда, лом. Не правда ли?
Майор счел за лучшее ретироваться.
А погорел Коля все же на валюте. Он вместе с отчаянными ребятами изготовил пуансон и в режимной типографии начал печатать мало отличимые от настоящих пятидесятидолларовые бумажки.
«Зелень» уходила на Кавказ. Все шло хорошо. Пока не нашелся умник, который обратил внимание, что все купюры имеют одну серию и одинаковый номер.
Началась разборка. Кавказцы «наехали» на Голема, тут и милиция подоспела.
Последний раз я видел Колю в Ярославле. Мы случайно встретились в гостинице. Он освободился и работал на киностудии Горького администратором на картине «Женщины». Он был такой же веселый, ироничный и щедрый.
Лет восемь назад у Малого театра я увидел человека, торгующего с лотка. На импровизированном торговом устройстве висела табличка: «Куплю СКВ».
Он посмотрел на меня, и я узнал несколько поблекшего херувима с опухшим от пристрастия к спиртному лицом.
Мы поздоровались, и я ушел. А несколько дней назад я вновь встретил Лазарева. Он вылез из машины и в сопровождении охранников пошел в ресторан «Дядя Ваня».
Он снисходительно посмотрел на меня и по-барски кивнул.
Кстати, о деревянном Вольтере. Коля так и не отдал его иностранцам — я уже писал, что он был человеком широким, — а подарил его нашему общему знакомому на день рождения. Совсем недавно я был у того в гостях. Деревянный мыслитель стоял, как и прежде, в углу комнаты и так же иронично взирал на суетный мир.
