Яков Резник - Сотворение брони
Рядом с Галактионовым сидел Кошкин. При крутых поворотах его кидало то на дверцу, то в сторону Галактионова, и Кошкин вцепился пальцами в скобу впереди себя, растопырив ноги для устойчивости.
Разговаривать в грохоте машины было невозможно, и Кошкин думал об этом крутом в суждениях человеке, о чудачествах и причудах которого говорили, пожалуй, не меньше, чем о его недюжинном таланте.
Уже третье поколение студентов кончало политехнический после Галактионова, а все еще из уст в уста передавалось, как он в двадцатых годах сконструировал аэросани, носился на них вокруг Ленинграда и по льду Финского залива, а потом невесть как собрал этот единственный в своем роде автомобиль, не раз оставлявший на спортивных гонках позади себя даже «форды» последних выпусков. Наверно, и аэросани, и этот автомобиль, думал Кошкин, помогают Галактионову искать, находить то, что никто не находил… Создал с коллективом танк Т-26 и в дальнейшем, вместе с Гинзбургом, проводил его модернизации — вплоть до испытаний на шасси этих машин гаубицы ста пятидесяти двух миллиметров. Утверждают, что идею подсказал Тухачевский, — но не другому же подсказал, а ему, Галактионову…
Галактионов вдруг вспомнил тонко обработанную Кошкиным деталь.
— Вы не токарем работали в молодости?
— Нет, только на первой институтской практике.
— А ваша рабочая специальность?
— С детства и до службы в армии — кондитером.
— Ну и ну, — уже совсем по-дружески рассмеялся Галактионов. — Кондитер танковые деликатесы выпекает…
Тайный сговор
Пушки — Крупп.
Моторы — Крупп.
Военные корабли — Крупп.
И танки — тот же Крупп.
Ни один король не был столь всемогущ, как Густав Крупп фон Болен унд Гальбах.
Более ста промышленных фирм в Германии и десятки за ее рубежами принадлежали концерну Круппа. Накануне первой мировой войны он продавал орудия уничтожения тридцати странам мира — Карл Либкнехт разоблачил его в рейхстаге как провокатора дипломатических и военных конфликтов.
В годы первой мировой войны сто восемнадцать тысяч рабочих крупповских заводов в Эссене производили ежемесячно три тысячи полевых орудий, да еще сверхдальние пушки «Колоссаль», которые обстреливали Париж.
Поражение Германии и Версальский договор не усмирили Круппа. На глазах у представителей союзной контрольной комиссии его заводы выпускали молочные бидоны, дверные замки, машины для перевозки мусора и ремонта дорог, а втихомолку — запрещенные договором полевые и морские орудия. Вскоре Крупп возобновил производство паровозов, грузовых автомобилей и тракторов, а контролеры не замечали или не хотели замечать, что шасси грузовиков в любой момент может превратиться в орудийные лафеты, тракторы — в легкие танки, что патенты на свои новейшие орудия Густав Крупп обменял в Швеции на огромное число акций арсенала «Бофорс» и танкостроительной фирмы «Ландсверк», постепенно прибирая к рукам предприятия этих военных фирм. Даже «Большую Берту», пушку-великаншу, магнат сумел замаскировать под заводскую трубу, сохранив ее как символ непокорности, неистребимости династии Круппов.
Никто из монополистов Германии не сумел так ловко опутать контролеров западных держав посулами, взятками, лестью. Никто не был так хитер и беспощаден к рабочим, к промышленникам, оказавшимся хотя бы чуть слабее в конкурентной борьбе. Мольбы о пощаде не оказывали на Круппа никакого действия.
…До 1906 года, когда Берта Крупп, единственная наследница всех богатств фирмы, купила себе в мужья тридцатишестилетнего аристократа Густава фон Болена унд Гальбах, связанного родством с американскими миллионерами Боленами, тот занимал пост секретаря германского посольства в Вашингтоне. Получив специальным указом кайзера Вильгельма имя Крупп фон Болен унд Гальбах, которое отныне должно было переходить к старшему из его будущих сыновей, главе фирмы и наследнику, недавний дипломат очень скоро начал диктовать свою волю самому Вильгельму. В пятнадцатом году, когда военная победа Германии казалась немецким монополистам несомненной, Густав вручил кайзеру меморандум о создании под главенством Германии Срединно-Европейской империи. Он предлагал включить в нее Австро-Венгрию, Бельгию, Голландию, часть Франции, Швейцарию, все скандинавские государства и Россию как сырьевой и аграрный придаток Германии.
Европейской империи не получилось. Но и сегодня, почти два десятилетия спустя, Крупп был так же всемогущ, как при Вильгельме. И это вызывало у Гитлера серьезные опасения. Он знал: от Круппа можно ждать любых неожиданностей. Чего доброго, вознамерится поставить главой правительства Альфреда Гугенберга, бывшего директора своих заводов, вождя «немецкой национально-народной партии», созданной им, Круппом, в девятнадцатом году как партия реванша… Нет, необходимо убедить пушечного короля, что только фашизм способен вырвать Германию из экономического хаоса, спасти западную цивилизацию от революционных взрывов. Но как это сделать, если Крупп каменно неприступен и загадочен, как сфинкс?
Гитлера бесила его выжидательная позиция и непрекращающееся покровительство Гугенбергу. Не очень щедрые субсидии Круппа нацистской партии меньше беспокоили Гитлера — взносы «И. Г. Фарбениндустри», Флика, Тиссена и других монополистов покрывали его расходы сполна. Но даже Тиссен, Флик, магнаты «Фарбениндустри» не могут сравниться с Круппом фон Боленом унд Гальбах. От него, руководителя имперского союза промышленников, больше, чем от любого из монополистов, зависит в конечном итоге его, Гитлера, взлет или падение.
За год до того как он стал рейхсканцлером, Гитлер выступал в Дюссельдорфском клубе промышленников. Он обещал рурским магнатам в случае своей победы на выборах в рейхстаг разорвать Версальский договор, завалить концерны заказами на вооружение рейхсвера новейшим оружием и боевой техникой, обуздать Англию и Францию и открыть немецким монополистам все дороги на мировой рынок.
Ему громко аплодировали Тиссен, Флик, Стиннес — все хозяева Рура, за исключением Круппа. Тот и бровью не пошевелил, безучастным оставалось его сухое, пергаментно-желтое, скуластое, как у японца, лицо. Гитлер уловил на нем иронию — она появилась в ту секунду, когда прозвучало слово «обуздать». Видно, вспомнил Крупп недавний, тридцатый год, Эссен, митинг безработных, разоренных ремесленников и мелких торговцев. Там, на площади перед воротами крупповского завода, Гитлер повторял в разных контекстах и вариациях слово «обуздать», вдалбливая его в головы людей, потерявших работу, хлеб, надежду. Он обещал этим тысячам обуздать промышленные монополии, гигантские концерны и торговые фирмы, покончить навсегда с безработицей и голодом, не допускать насилия над ремесленниками, мелкими и средними торговцами — теми, кто больше всего страдает от кризиса. «Круппу, конечно, донесли о моих угрозах монополиям. Но он же дипломат, не должен принять их всерьез…» — думал Гитлер, глядя на невозмутимое лицо магната. И, распалясь и войдя в экстаз, Гитлер клялся уничтожить марксизм в Германии и Европе, раздавить Советскую Россию, открыть эру тысячелетнего господства рейха над миром. Он знал: это заветная мечта Круппа, но ирония не сходила с лица «железного Густава».
