Александр Никонов - Наполеон. Попытка № 2
Наполеон был стратег и большой знаток плебейской психологии. Что проявлялось не только в гуманных расстрелах, но и в блестящем владении словом. Победа над восставшими роялистами не дала Парижу хлеба. Голод в бедных предместьях продолжался. Народ толпился у булочных и периодически возмущался. Однажды генерал Бонапарт проезжал в пролетке по улице и его экипаж окружила толпа из хлебной очереди. Толпа гудела, положение становилось угрожающим. Разорвут!.. Острый глаз Наполеона сразу же выловил в толпе очаг психоза — это была толстая горластая баба, которая заводила толпу и орала, показывая на молодого офицера:
— Этим лощеным золотопогонникам лишь бы самим жрать да жиреть, а то, что народ голодает, им и дела нет!
Наполеон мгновенно выскочил из пролетки и встал рядом с бабой:
— Люди! Посмотрите! Кто из нас толще?..
Толпа на мгновение замерла и вдруг разом грохнула, разрядив агрессивное напряжение в смехе. Он опять победил.
После той пушечной ночи многие в Париже узнали фамилию молодого решительного генерала, у которого не забалуешь. Но никому — и в первую очередь самому этому генералу — не приходила в голову мысль, что он вскоре станет полновластным хозяином Франции. Хотя о приходе нового Цезаря наиболее продвинутые мыслители предупреждали задолго. Таких людей было не так уж мало, и жили они не только во Франции. Предсказатели исходили из истории. Конечно, в их XVIII веке история человечества была еще не так длинна, как в веке XXI, но все же давала достаточное количество примеров того, чем кончаются подобные потрясения в обществе. И даже механизм перехода разгула в авторитаризм был понятен: армия в нестабильные периоды становится самой влиятельной силой. И человек, которому армия безоговорочно доверяет, которого она боготворит, становится полновластным хозяином страны.
Римскую историю тогда прекрасно знали все образованные люди. Они видели, что Франция идет тем же путем смут и потрясений, который прошел когда-то республиканский Рим. И идет прямиком к цезаризму. Революция во Франции едва началась, шел еще спокойный 1790 год, король еще и не думал бежать за границу, а французский энциклопедист Антуан Ривароль писал: «Или король создаст армию, или армия создаст короля… Революции всегда кончаются шпагою: Сулла, Цезарь, Кромвель». А маркиз Оноре де Мирабо полагал: «Так как нынешняя династия не способна внушить ничего, кроме недоверия, в конце концов люди предпочтут власть какого-нибудь счастливого солдата или диктатора, созданного случаем». Герцог Ришелье был с ними совершенно согласен: «…французы получат короля, но этот король не будет из династии Бурбонов».
В 1791 году Екатерина II писала одному из французских философов: «Цезарь придет. Он придет, не смейте в этом сомневаться». Прошло несколько лет. Никаким Цезарем не пахло, но Екатерина даже не думала менять свое мнение, она была уверена: «Если Франция выйдет из всего этого, она приобретет силу бо'л ьшую, чем когда-нибудь. Она будет послушна, как ягненок. Но ей нужен человек высшего порядка, искусный и смелый, выше уровня своих современников и, быть может, выше уровня всего века».
Эти строки умная Катенька написала в 1794 году, когда звезда Наполеона еще не взошла над горизонтом. Невооруженным глазом ее можно было заметить только через два года — в 1796-м, когда Наполеон легко и непринужденно повторил подвиг Ганнибала — перевалил Альпы и завоевал Италию. И впервые на эту одинокую, ослепительную и быстро всходящую звезду указал сухонький старческий палец Суворова. Как профессионал он сразу все понял и сказал: «Далеко шагает, пора унять молодца».
Глава 2 ТИХИЙ МАТЕМАТИК ГРОМИТ ИТАЛИЮ
9 марта 1796 года Наполеон женился, а через два дня, 11 марта, оставил жену и уехал воевать в Италию. О жене и свадьбе чуть позже. А пока об Италии…
Никакой Италии в нашем понимании тогда не было. Италия как единая страна вообще новообразование, появившееся на карте мира только во второй половине XIX века. А тогда Апеннинский полуостров представлял собой лоскутное одеяло из герцогств, королевств, республик и отдельной Папской области вокруг Рима. Изрядный кусок «сапожка» принадлежал Австрии.
Как Наполеон оказался на этом лоскутном одеяле? В то время над революционной Францией сгустились тучи очередной антифранцузской коалиции, в которую входили Австрия, Россия, Англия, Сардинское королевство, Королевство обеих Сицилий, а также горстка микроскопических германских государств. Наполеон предложил Директории разбить австрийские войска и их союзников на территории Италии.
Директория же полагала, что главные военные действия развернутся в Западной Германии. Для этого готовились лучшие войска и генералы. Но, выслушав Наполеона и не вполне поверив в успех его прожектов, директора все же решили, что вторжение Наполеона в Италию будет полезно как отвлекающий маневр. Поэтому Наполеону дали худшее, что было у республики — армию, стоявшую на юге Франции. Армию босую, оборванную, постоянно обворовываемую интендантами, лишенную боеприпасов, разложившуюся донельзя. И маленькую. У Бонапарта от силы 30 тысяч человек. А ему противостояла 200-тысячная вражеская армия, рассредоточенная по Италии. Именно с таким по численности войском и при таком соотношении сил Ганнибал когда-то перевалил через Альпы. И завоевал Италию. Наполеон это упражнение повторил.
Но сначала, прибыв в Ниццу и едва приняв командование, он узнал, что солдаты одного из батальонов его армии отказались выполнить приказ о передислокации, сославшись на то, что им не в чем идти — они были босыми. Нищета в армии, которую дали Наполеону, была такой, что в штабе генерала Массены не было писчей бумаги для написания приказов, а два поручика при штабе имели одну пару штанов на двоих. Причем когда один из них шел на свидание в общих штанах, он подвязывал подошвы к сапогам веревками.
О дисциплине в такой армии говорить не приходилось. И, по идее, сначала нужно было реанимировать армию, а потом уже воевать. Но времени у Наполеона не было — промедление грозило сорвать итальянский поход. Впрочем, цейтноты никогда не пугали его. Бонапарт, как всегда, развил бешеную деятельность.
«Приходится часто расстреливать», — писал он в своих отчетах в Париж. Однако расстреливал молодой генерал не только мародеров и прочих нарушителей дисциплины. Начал он с интендантов. Снабжение сразу улучшилось, и солдаты это моментально заметили, подтянулись. Кроме того, Наполеону нужно было поставить себя перед офицерами. Это были лихие ребята — Массена, Ожеро, — которые не очень понимали, почему командовать ими из Парижа прислали какого-то 27-летнего мальчишку.
