Юрий Сушко - 5 любимых женщин Высоцкого. Иза Жукова, Людмила Абрамова, Марина Влади, Татьяна Иваненко, Оксана Афанасьева
Постоянно кто-то входил, выходил. Примерно в середине вечера в комнате появились новые гости – «комсорг геологического института Женя Сенькин вместе с каким-то парнишкой в клетчатой рубашке», рассказывала Елена Богатырева (тогда она носила менее благозвучную фамилию – Коструба), которая приехала к подругам из Киева.
Лена в компании славилась своим умением гадать на картах. Когда ребята вышли покурить на кухню, ее попросили погадать. Потом еще и еще. Затем на кухню заглянул тот самый парень в клетчатой рубашке. «Подсел к нам, дожидаясь, пока я закончу.
– Погадаешь мне?
– Пожалуйста!
А у меня тогда были длинные белые волосы, он и заметил:
– Что-то ты не похожа на цыганку!
Под такие шуточки разложила карты. Всего не помню, но точно сказала:
– У тебя много казенных хлопот, казенный дом, казенные дела… Хлопоты впустую. Но это скоро закончится, потом все будет благополучно…
Разложила по-другому:
– Выпадает тебе блондинка. Ты ее любишь, она тебя любит…
– Любит?
– Любит, – отвечаю. – Все у вас сложится. Она принесет тебе известность и богатство. У нее много денег – так действительно следовало из расположения карт, но разговор велся как бы не всерьез.
– Ну, – говорит, – если все это сбудется, я тебя просто по-царски отблагодарю!
Докурили и вернулись в комнату. Я – к своему летчику, парень – на свое место возле выхода.
И только когда он взял гитару… и запел, до меня дошло – кому я гадала! После этого он извинился и потихонечку ушел. Недолго, в общем, посидел – может, успел пива выпить. Уже без него мне сказали, что приехал Высоцкий со съемок фильма «Хозяин тайги» и что разводится с женой – или какие-то у него в этом плане неприятности…» (см. В. Ковтун, Ю. Тхорик. Е. Богатырева: «Случайное пророчество» // Высоцкий: время, наследие, судьба. № 23).
А ведь чуть ранее Высоцкий писал:
Эта самая блондинка, мной не тронутая.
Эта самая блондинка! У меня весь лоб горит…
Случайное питерское знакомство имело продолжение. Когда Лена вернулась домой в Киев, то накануне 7 ноября вместе с подружками решила посидеть в кафе «Эврика» на бульваре Леси Украинки вблизи Печерского моста. Играл оркестр, кто-то пел, много танцевали. «Вдруг по залу от дверей покатилась волна аплодисментов. Видно было, что они адресованы вошедшей группе людей. И, обгоняя аплодисменты, зашуршал шепоток: «Высоцкий! Высоцкий!»
И вот сам Высоцкий в коричневой кожаной куртке и вельветовых брюках отделился от компании, поднялся на эстраду и с ходу спел – причем мне запомнилось, что сказал перед этим: «Я вам не спою, я вам покажу песню – «Охоту на волков»»… Высоцкий спустился с эстрады, куда-то отошел со своими спутниками. Затем появился с бутылкой шампанского – и неожиданно направился к нашему столу. Я была потрясена! А он, подойдя, встал между моими соседками и заявил:
– Вот эта девушка мне как погадала – все сбылось! Как в воду смотрела.
(Кстати, про Марину Влади мы тогда и не слышали.)
Я ждал ее, как ждут стихийных бедствий…
Разлил по нашим бокалам шампанское, посидел минут пять, побалагурил. А после говорит:
– Я ведь еще отблагодарить тебя должен! Какую хочешь благодарность?
Я ответила что-то в том смысле, что лучшей благодарностью с его стороны будет песня. Вставая из-за стола, он попросил мой адрес. Я на салфетке записала: Киев, улица Киквидзе, номер общежития, комнаты – 94 – и фамилию…
– Я для тебя пою, – сказал Высоцкий и вернулся на эстраду.
Спел еще пару песен. Шуточную (я ее практически не запомнила) и «Здесь вам не равнина…». После этого под аплодисменты вставшей с мест публики вышел из кафе… Перед Новым годом получила бандероль. Там оказалась катушка магнитной ленты…» (там же).
Тогдашняя официальная пассия Высоцкого таганская актриса Татьяна Иваненко очень хотела, чтобы именно ее считали главной разлучницей Владимира с Людмилой Абрамовой. Людская же молва перекладывает всю вину в случившемся разрыве на Марину Влади.
На сей счет Людмила Владимировна Абрамова имела свое мудрое мнение: «Если Володя в какой-то момент выбрал другую женщину, то это его выбор. Его! Не то что женщина вероломно вмешалась, украла, разрушила семью, – Володя выбрал. Его право выбора – это самый главный святой закон…» (см. Живая жизнь. М.: Петит, 1992).
* * *Семейная история Поляковых-Байдаровых, судьба самой Марины Влади настолько уникальна, сказочна, причудлива, фантасмагорична, словно сама история российская, и сама по себе (даже без Высоцкого) по меньшей мере увесистого, роскошном переплете, фолианта достойна. Хотя Высоцкий в ее жизни непременно бы возник!
Как рассказывает Марина Владимировна, род имел и шведские, и татарские корни (М. Влади. В Россию мне ездить больше не хочется // Известия. 19 марта 1997). Дед по материнской линии происходил из старинной фамилии Энвальдов, появившихся в России еще при Петре Великом. После Полтавской битвы шведский офицер решил перейти на службу в российскую армию.
Один из продолжателей славного рода Энвальдов стал адмиралом Балтийского флота. Прабабушка Марины (удивительно красивая татарочка) была дочерью влиятельного муллы. По настоянию родителей деду Евгению Васильевичу Энвальду тоже пришлось пойти по военной стезе. Дослужился до генеральских эполет. Участвовал в Первой мировой войне, стал георгиевским кавалером. Во время гражданской сражался с большевиками. Невзирая на строгость своего ремесла, боготворил сцену, театр. В молодые годы едва не решился на дерзкий поступок: бросить армейскую службу и податься в актеры. Не случилось. Но несостоявшийся служитель Мельпомены судьбе не сдался и даже в военных лагерях сооружал амфитеатры со сценой, где по выходным ставились любительские спектакли для солдат и офицеров.
В 1919 году многочисленному семейству генерала Энвальда пришлось бежать из России. В семье росло шесть мальчиков и столько же дочерей. Старшей была будущая мать Марины – Милица. В ней с детства сказывались «театральные гены» отца. Обожала балет, в 1917-м даже танцевала в Смольном перед царской семьей. Это был последний выпуск Института благородных девиц.
«Моя мама, – писала Марина Владимировна в книге «Мой вишневый сад», – была олицетворением безопасности, добра, теплоты. Расцвет ее юности пришелся на революцию – в семнадцатом году ей было 18 лет… Она была среди тех, кто, воодушевившись новыми идеями, вывесил в день восстания красные лоскуты на окнах. Потом она видела, как грабили евреев-суконщиков, и на всю жизнь запомнила, как отливающие разными цветами огромные куски ткани валялись, размотавшись по всей улице. Потом убили ее любимую классную даму – и она, как и многие другие девушки, в страхе бежала за границу…» (Париж (Франция), 2001).
