Григорий Зинченко - Побег из Бухенвальда
Панов больше нет и не будет. Название вашей деревни надо изменить. Есть предложение больше не называть Панская, а по новому — Покрова.
— Вот так и началась у нас коллективизация. А ты, Гриша, помнишь что-нибудь о коллективизации?
— Да совсем смутно, дядя Тима. Мне тогда пошел седьмой год. Я помню своего деда, у него было много сыновей. Мне рассказывали, что на сыновей в то время давали землю, вот, он и имел много земли. Помню, какой у него трактор чудной был: впереди два колеса, а позади одно, большое. Мотор дедушка выписал из Германии и сделал свой трактор, а когда организовали колхоз, он отдал его туда. Еще врезался в память мне один случай.
Была зима, сильный мороз. Снегу тот год было много. Я любил по снегу бегать, хлебом не корми. Выбежал во двор, немного побегал, слышу, какой-то шум на улице я туда. Смотрю, а это наши соседи, которые жили через три двора, на подушках сидят, дети заплаканные, и мать одеялами детей укрывает, а их у нее было много. Отца их не видно было. Так вот она мне и говорит: «Иди, Гриша, домой, пока не выгнали вас, грейся». Я не мог понять, зачем она на улице детей спать положила, ведь в доме-то теплей. Дальше бегу и снова вижу семью, только у них детей было поменьше. Дети плачут и мать вместе с ними. И так по всему селу. Мне стало страшно и я побежал домой. В доме было тепло, мама печку натопила. Залез на печку и сижу, даже обедать не захотел, страшно стало, думал, что и моя мама сейчас нас соберет и на улице спать положит. Я-то ничего, мороз люблю, а вот сестрички и братики меньшие, они замерзнут. Дядя Тима, прошло уже столько лет, а забыть не могу, как вспомню — мороз по коже ползет, даже летом. Когда отец вечером пришел домой, я осмелел и спрашиваю:
— Папа, а почему сегодня все штунды своих детей на улице спать положили?
— Почему, сынок, штунды? Не только штунды, а все кулаки сегодня освободили свои дома.
— Не знаю, дядя Тима, как у вас, а у нас не только кулаков, но и штундистов выселяли.
— Папа, давай их к себе заберем, им холодно.
— Нельзя, сынок, и нас выселят. Приказ такой, кто заберет их в свой дом и обогреет, у того тоже отберут дом.
— Тогда, дядя Тима, в поле много лошадей ходило, а на хвостах записки висели. Я читать не умел, а мужики читали и смеялись; «Бродяжничаю не потому, что серая масть, а потому что Советская власть». Говорили, что кто не хотел идти в колхоз, куда-то уезжали, а лошадей в поле бросали. Это все, что я помню за коллективизацию,
— А как у вас проходила эта коллективизация? Она, наверное, была кругом одинаковая.
— Да, Гриша, одинаковая… Начальство с района приехало, народ собрали в церковь, не на службу Божью, а в колхоз записывать. Кто идет в колхоз, имеет право оставить себе дом, жену, детей и собаку. Остальное обязан отдать для общества. Поначалу записывалось мало, все те, у кого, кроме жены и детей, больше ничего не оказалось. Затем пригрозили выслать на Соловки всех, кто не записался в колхоз. За Соловки знали все, но не знали, где они, туда людей высылали, но назад никто не возвращался. Потом записались и те, у кого была корова или лошадь — отдали и пошли в колхоз, так пол деревни записалось. В первый год дела шли хорошо, работали все вместе, пахали и сеяли. Посеяли все вовремя и урожай собрали хороший. А зимой тех, кто не записался в колхоз, начали раскулачивать. Многие побросали все и уехали в город.
У других дома позабирали, некоторые даже сожгли. На весну уже все согласились пойти в колхоз. Брошенные поля к колхозу присоединили. За мою кузницу даже отдельное совещание сделали, с района целая комиссия приехала. Председателем комиссии был Разумовский, решали вопрос, что делать с имением пана Филиппа.
Забор вокруг имения высокий, из кирпича, скотный двор и прекрасный панский дом с садом.
— Какие будут предложения? Вот ты, впереди стоишь, что скажешь о пане?
— А что я за пана могу сказать? Хороший человек, даже когда уехал и тогда за нас помнил, велел все имущество раздать и мне досталось. Я это все в колхоз отдал, больше у меня ничего нет.
— По делу говори, что нам делать с имением? Священник вышел к алтарю, перекрестился, нас всех благословил крестным знамением.
— Если говорить за все имение, время много надо.
— А ты короче, по делу.
— Если коротко говорить, оставить все как есть, скотный двор колхозу нужен.
— Да он же мал, весь скот колхозный не войдет.
— С тыльной стороны можно пристройку сделать, увеличить.
— Ты что, панское добро жалеешь, надеешься, что власть вернется старая? Ну говори, а за дом какого мнения? Священник молча отошел в сторону. Кто-то предложил:
— Дом хороший и двор тоже, в таком доме прилично сидеть правлению колхоза.
— Ты что с паном вместе рюмку пил, где это видано, чтоб правление колхоза в панском доме находилось?
— Какие предложения за сад и кухню? Я поднял руку.
— С тобой мы будем после говорить. Поднялась одна тетка, семь детишек у нее.
— Я предлагаю из дома сделать детский сад.
— А ты всех своих туда приведешь, заведующей будешь? И мужу должность нашла, а старшую свою в няньки хочешь? Сама норовишь пожить в панском доме, своих детей добром колхозным прокормить желаешь?
Хороший план, за счет людей прожить.
И к народу обращается:
— Товарищи колхозники, подумайте сами, какой может быть детский сад за версту от села? Ну в хорошую погоду и на спине принести ребенка можно, а в дождь?..
А поп вот говорит, скотный двор оставить там, да еще пристроить. И это не пойдет, тоже далеко от села. Правление колхоза — далеко, негоже быть оторванным от массы. Правление колхоза должно быть вместе с народом. Пан Филипп, когда строил свой дом, он не захотел вместе с вами жить, в сторонке все построил, пан с мужиком никогда не был в ладу.
— Товарищ председатель, пан Филипп выстроил свой дом, когда еще деревни Панской не было. Потом он дал удел из своего имения и мужики бросили свои землянки, которые за пять верст по оврагу были, и построили себе дома.
— Откуда ты, дед, все знаешь?
— Знаю, конечно, все мы знаем. Дорога эта от Золочева до Богодухова была пустая, вот пан и предложил по обе стороны строить дома и стала наша деревня Панской называться.
— Дед, сегодня у нас не урок истории, а по-деловому решить надо, что делать с панским имением. Какие еще будут предложения?
Все молчали. Тогда сам Разумовский стал излагать свои планы.
— Товарищи, по поручению народа, мы на районном собрании решили вопрос преобразования вашей деревни. Были даже предложения, чтоб вашу деревню с плодоносных земель переселить и построить по оврагу. Но я был против такого решения, пошел в защиту и отстоял.
