Людмила Сараскина - Достоевский
Командование полком принял полковник И. Я. Шатилов, участник многих военных кампаний, кавалер многих орденов. Отличился он и в походе 1812 года, при Бородине был ранен (не в Касимовском ли госпитале лечился от ран?), за выдающуюся храбрость награжден орденом Святой Анны 2-й степени с алмазами. Спустя столетие историк полка сложит незамысловатые стихи и об отважном герое войны Шатилове, и о послевоенной службе «бородинцев»: «...Труд тяжелый нес весь полк / На государственных работах, / Шоссе, дороги строил он, / В Клину им вырыты каналы, / Но полк трудом не утомлен, / С работы с песней ходит он, — / И хвалят полк все генералы»48.
Три года прослужил под началом И. Я. Шатилова полковой лекарь Достоевский; 5 августа 1816 года он «за выслугу узаконенных лет, медицинским департаментом Военного министерства, был удостоен звания штаб-лекаря в означенном полку со старшинством». 30 августа Шатилов был произведен в генерал-майоры и назначен командиром 1-й бригады 17-й пехотной дивизии. Командование полком принял полковник С. С. Чебышев, ровесник М. А. Достоевского; в январе 1813-го он в чине поручика был назначен адъютантом к адмиралу Чичагову, участвовал в Заграничных походах, дошел с армией до Парижа, был награжден орденом Святого Владимира 4-й степени с бантом и золотой шпагой с надписью «За храбрость». М. А. Достоевский оставался полковым лекарем при С. С. Чебышеве три года, затем, по предписанию медицинского департамента, «во уважение ревностной службы» 20 октября 1816 года «помещен в оном же полку на оклад 1-го класса, с жалованьем 500 рублей в год».
В апреле 1818 года М. А. Достоевский был переведен туда, где начиналась его карьера военного доктора, — ординатором в Московский военный госпиталь, под начало Х. И. Лодера, и через год, в мае 1819-го, «за усердную службу помещен на оклад старшего лекаря 2-го класса, с жалованьем 600 рублей в год». Ему было уже тридцать, за плечами восемь лет военномедицинской службы, включая опыт Бородина и борьбу с эпидемией в Верейском уезде, награды и поощрения. До новых изменений в судьбе оставалось совсем немного времени.
У Ф. М. Достоевского были все основания гордиться молодыми годами своего отца. «Где наши лучшие люди? Всплывут во время опасности», — был убежден автор «Дневника писателя». М. А. Достоевский в возрасте Родиона Раскольникова и Ивана Карамазова показал, каким может быть во время настоящей опасности бедняк-студент, без связей и покровителей, без поддержки семьи, одинокий во всем мире. «В сущности, эти “лучшие люди” ясны и видны с первого взгляда: “лучший человек” по представлению народному — это тот, который не преклонился перед материальным соблазном, тот, который ищет неустанно работы на дело Божие, любит правду и, когда надо, встает служить ей, бросая дом и семью и жертвуя жизнию».
Разве это не об отце?
Глава третья
«СЕМЕЙСТВО РУССКОЕ И БЛАГОЧЕСТИВОЕ»
Вместе с М. А. Достоевским в Московском военном госпитале в Лефортове служил штаб-лекарь Григорий Павлович Маслович, надворный советник и человек уже семейный. «Помню, что он бывал у нас в своем мундире военного врача (тогда еще без эполет и погонов), помню его по старинному, совершенно не русскому выговору. Кажется, он был из сербов», — расскажет о сослуживце отца А. М. Достоевский. Маслович, зная Михаила Андреевича как «доброго и хорошего человека», познакомил его с родственниками своей жены Анастасии Андреевны Маслович, урожденной Тихомировой, которая была двоюродной сестрой Марии Федоровны Нечаевой, будущей жены М. А. Достоевского. Масловичу суждено было стать «поводом и причиною первого знакомства» тридцатилетнего лекаря Достоевского и двадцатилетней девицы Марии Нечаевой, которое случилось скорее всего летом-осенью 1819 года и увенчалось сватовством. Предложение руки и сердца было принято, очевидно, без промедления, так что 14 января 1820 года в церкви Московского военного госпиталя молодые обвенчались49.
Мария Федоровна Нечаева (1800—1837), дочь купца 3-й гильдии Федора Тимофеевича Нечаева (1769—1832), происходившего из старых посадских города Боровска Калужской губернии (внуки запомнят его как «дорогого и любимого баловника-дедушку»), родилась в московской разночинной семье, где были купцы, сидельцы в лавках, лекари, универсанты, профессора, художники, духовные особы. Ее дед по матери, Михаил Федорович Котельницкий (1721—1798), родился в семье священника Федора Андреева, окончил Славяно-греко-латинскую академию и заступил после смерти отца на его место, став священником церкви Николая Чудотворца в Котельниках. К моменту замужества дочери Варвары Михайловны в 1795 году он уже имел чин коллежского регистратора и двадцатилетний стаж корректора в Московской Синодальной типографии; это означало, что образованный богослов и латинист, знаток поэзии и философии, Котельницкий, исправно следивший за публикуемыми в типографии летописями и древними рукописями, имел обширные знакомства с людьми литературного труда и высокой книжной культуры (А. М. Достоевский допускал даже возможность знакомства своего прадеда «со знаменитым в то время Новиковым»).
Сын М. Ф. Котельницкого Василий Михайлович Котельницкий (1770—1844), дядя Марии Федоровны и двоюродный дед писателя, был весьма уважаемым родственником. Его ученостью гордились: гимназия при университете, две серебряные медали за успехи в науке, полученные еще в студенческую пору, высшее медицинское образование и степень доктора медицины — в положенное время он стал профессором и деканом медицинского факультета Московского университета. Острослов, служивший в университете полвека и знавший несколько поколений ученых, страстный любитель истории, исследователь истории медицины «с начала России до Петра Великого», знаток древностей, преданий и обычаев «допожарной» Москвы, в течение тридцати лет действительный член Общества истории и древностей российских, он находился в самом сердце российской исторической науки и был знаком со многими ее светилами, начиная с Н. М. Карамзина.
В 1829 году В. М. Котельницкий купил деревянный дом близ Смоленской площади — местность примыкала к Введенскому Богородицкому монастырю, более известному как Новинский, к тому времени уже упраздненному, и славилась народными гуляньями. Дом профессора отличался собранием картин «хороших мастеров», библиотекой редких рукописных и печатных книг, коллекцией лубков, старинных монет и «курьезов», а сам профессор носил мундир и треугольную шляпу с плюмажем, гордился чином статского советника, был мнителен и склонен к чудачествам («преоригинальный старик», как называли его студенты, не написал за свою жизнь ни одного рецепта из боязни ошибиться). Двоюродный дедушка братьев Достоевских был бездетен и относился к своим внучатым племянникам с нерастраченной нежностью. «Каждую пасху мы, трое старших братьев, — вспоминал А. М. Достоевский, — в заранее назначенный дедушкою день обязаны были являться к нему на обед. Родители без боязни отпускали нас, зная, что дедушка хорошо досмотрит за нами, и вот, после раннего обеда, часу во втором дня, дедушка, забрав нас, отправлялся в балаганы. Праздничные балаганы в то время постоянно устраивались “под Новинским” напротив окон дедушкиного дома. Обойдя все балаганы и показав нам различных паяцов, клоунов, силачей и прочих балагановых Петрушек и комедиантов, дедушка, усталый, возвращался с нами домой; там нас дожидалась уже коляска от родителей, и мы, распростившись с дедушкой, отъезжали домой, полные самых разнообразных впечатлений, и долгое время, подражая комедиантам, представляли по-своему различные комедии». Надо полагать, мальчикам Достоевским гощения у выдающегося деда запомнились не только балаганами и обедами...
