Екатерина Глаголева - Вашингтон
Между тем президент Адамс официально назначил Вашингтона главнокомандующим новой армией в чине генерал-лейтенанта; сенат утвердил назначение единогласно. Сам он узнал эту новость из газет и чуть не лишился дара речи. 11 июля военный министр Джеймс Мак Генри привез в Маунт-Вернон патент главнокомандующего; они с Вашингтоном проговорили три дня, обсуждая тактику ближайших действий. Адамс на дух не переносил Гамильтона и вряд ли согласился бы, чтобы тот стал заместителем главнокомандующего. Но Вашингтон был непреклонен: генерал-майорами должны быть Гамильтон, Чарлз Котсуорт Пинкни и Генри Нокс, причем именно в таком порядке.
Адамс хотя и признавал себя невеждой в военных делах, тут же составил собственный список. Пикеринг вежливо, но твердо отвел все три названные им кандидатуры: Даниель Морган одной ногой в могиле, Горацио Гейтс — «старая баба», Бенджамин Линкольн «спит на ходу». Но о Гамильтоне президент и слышать не хотел: взялся неизвестно откуда, учился непонятно где, выбился из грязи в князи, а уж его моральный облик, доложу я вам… 18 июля он представил сенату список Вашингтона в надежде, что сенаторы изменят порядок старшинства.
Упреждая события, Вашингтон написал письмо Ноксу, объясняя, почему поставил полковника Гамильтона и бригадира Пинкни выше генерал-майора Нокса. Времена сейчас другие, воевать придется иначе, и он не может ставить дружеские связи выше соображений военного порядка. К тому же Гамильтону нужно кормить большую семью: шутка ли — шестеро детей…
Момент был выбран не самый удачный: когда Нокс получил это письмо, он переживал очередной финансовый кризис, к тому же недавно умер девятый из его двенадцати детей. Он вскрыл письмо, дрожа от нетерпения, — и был сражен его содержанием. Ему, отцу американской артиллерии, предпочли каких-то мальчишек! И кто! Человек, к которому он питал самые искренние дружеские чувства! К тому же его мнением никто не поинтересовался. Какое унижение!
В это время в Маунт-Верноне гостили Джон Маршалл и Бушрод Вашингтон. Хозяин всячески побуждал их баллотироваться в Конгресс от Виргинии: нужно потеснить республиканцев, а главное — не пустить их в новую армию, иначе они будут разлагать ее подрывными речами. Бушрод, бледный юноша с задумчивым взором, не мог противиться напору дяди и согласился выставить свою кандидатуру, Маршалл же наотрез отказался. Понимая, что Вашингтон от него не отстанет, он решил сбежать. Лишь забрезжил рассвет, он крадучись спустился по лестнице и через внутренний дворик направился к конюшне. Путь ему преградила высокая фигура хозяина: хитрость не удалась. Отчитывая Маршалла за нежелание пожертвовать своим покоем ради службы родине, Вашингтон привел в пример себя. Возразить на это было нечего, и Маршалл уступил.
А тут еще Вашик выкинул номер: окончательно забросив учебу (дед перевел его из Принстона в колледж Святого Джона в Аннаполисе, но вынужден был забрать и оттуда), он решил… жениться! Ну уж дудки! Вашингтон записал его в кавалерию: не хочет учиться — пусть послужит.
Посреди всех этих переживаний он снова заболел. 18 августа его начала бить лихорадка, бросало то в жар, то в пот. За несколько дней он похудел на 20 фунтов и так ослаб, что даже не мог держать в руке перо.
Тем временем Адамс назначил своего зятя, полковника Уильяма Смита, бригадным генералом. Вашингтона прорвало. «Насколько я знаю, он не прославился ничем, кроме избиения индейцев», — написал он Тимоти Пикерингу. Сенат согласился с Вашингтоном и отверг кандидатуру Смита, после чего отношения между бывшим и действующим президентами накалились до предела. Вашингтон послал Адамсу резкое письмо: его назначили главнокомандующим, не спросив его согласия, но он отказывается от этого поста, раз не может сам назначать высших офицеров. Да, Гамильтон честолюбив, зато он доводит до конца всё, за что ни возьмется. Он предприимчив, востер, умен, без него не обойтись. Что же касается Нокса, то «уважение, любовь и дружба не имеют для меня значения… когда всё поставлено на карту». 9 октября Адамс прислал примирительное письмо: назначать офицеров — право президента, но он не станет оспаривать мнения Вашингтона. Вот и славно. В ответном послании Вашингтон ни словом не упомянул о споре по поводу генерал-майоров и лишь осведомился о здоровье Абигейл.
В сентябре умер Бенджамин Франклин Бэйч. Новая эпидемия желтой лихорадки лишила его жизни в 29 лет, но спасла от суда и тюрьмы: он был арестован по «закону о подстрекательстве», потому что в своей газете обвинял «слепого, лысого, хромого, беззубого, капризного Адамса» в кумовстве и монархических замашках.
В середине ноября Вашингтон поехал в Филадельфию переговорить с Гамильтоном и Пинкни о новой армии (Нокс наотрез отказался от чина генерал-майора, хотя и уверял главнокомандующего в своей неизменной дружбе). Путешествовал он без лишней помпы, взяв с собой четверых слуг и шесть лошадей. Но, начиная с Александрии, пришлось пройти через обычное испытание общественным поклонением, и в столицу он вступил под колокольный звон, а конные наряды, выстроившись вдоль улиц, сдерживали многотысячную толпу, устроившую ему овацию.
Генералы работали по пять часов в день на протяжении пяти недель; подобрать офицеров для двенадцати новых полков оказалось не так-то просто. Несмотря на собственные замечания по поводу «новых времен», Вашингтон остался верен себе и отдавал предпочтение молодым людям из хороших и состоятельных семей, настаивал на введении красивых офицерских мундиров. Сам он желал красоваться в синем мундире с медными пуговицами и золотыми эполетами, в шляпе с белым плюмажем. Однако его интерес к новой армии постепенно угасал…
Тяжелое впечатление произвела встреча с давним соратником Робертом Моррисом. Бывший «финансовый Ганнибал», богатейший человек Америки, теперь сидел в долговой тюрьме. Вашингтон пришел туда, чтобы разделить с ним трапезу; при его виде у Морриса на глаза навернулись слезы, он молча тряс руку старого друга.
Ужин в обществе Джона Адамса прошел не лучше. Бывший «номер второй», ставший «номером первым», по-прежнему завидовал популярности Вашингтона и ревновал к его славе. О нем тоже должны написать в учебниках истории! Боже, как он был слеп! Всё его правительство — марионетки Вашингтона, который, невидимый, сидит себе за сиеной и дергает за ниточки! У Адамса начиналась настоящая паранойя, и от этого вечера в душе у Вашингтона остался тяжелый осадок.
Единственным источником радости в эти дни были частые встречи с Элизабет Пауэл за чашкой чая. Всё-таки это удивительная женщина: такая умная, проницательная, образованная; как она его понимает… Редко встретишь такого друга. Хотя… только ли дружба была между ними? Вашингтон почему-то не вносил записи о их встречах в свой дневник, от которого обычно ничего не утаивал. А когда он собрался уезжать, Элиза передала подарки для Нелли Кастис и миссис Вашингтон, а еще записку — для него: «Мое сердце искренне огорчено, а мысли путаются, так что я могу лишь выразить свое главное желание: да примет Вас Господь под свою святую заботу и да сохранит Вас невредимым в пути и при всех обстоятельствах, будьте счастливы во веки веков». Вашингтон поблагодарил за добрые пожелания в своей привычной учтивой манере, но не более того.
