Александр Сенкевич - Блаватская
Теперь сделаем некоторые хронологические сопоставления, связанные с созданием двух романов Жюля Верна и «Тайной доктрины» Блаватской. Роман «20 000 лье под водой» был написан в 1869–1870 годах, «Таинственный остров» — в 1875 году, понятие «махатмы» было предложено Маваланкаром Дамадаром Блаватской в начале 1880-х годов для обозначения гималайских адептов, а ее «Тайная доктрина» вышла в 1888 году. Популярность двух романов Жюля Верна вскоре после их перевода на русский и английский языки была в России и в Новом Свете огромна. Образ правдолюбца, гениального ученого и борца с рабством был созвучен как настроениям американцев, недавних участников Гражданской войны 1861–1865 годов между демократическим Севером и рабовладельческим Югом, так и чувствам русских, переживших поражение в Крымской войне 1853–1856 годов и покончивших с крепостным правом.
После Наполеоновских войн еще сохранялась вера в силу разума. Грамотный Запад еще надеялся на чудодейственные плоды просвещения, особенно для колониальных народов. Благородные идеалы разумного, доброго, вечного еще не совсем померкли, как, впрочем, и надежда на обновление мира с помощью научных открытий. Вторая половина XIX века поставила под сомнение для интеллектуальной элиты Запада саму возможность таких перемен. Первая мировая война сокрушила оставшиеся иллюзии идеалистов и возвестила о начале эпохи всеобъемлющего эгоизма, стяжательства, жестокости и скептицизма. После Второй мировой войны материк своеобразной и сложной культуры, веками создававшийся гуманистами и альтруистами человечества, исчез в одночасье, как Атлантида.
Среди далеких провозвестников этой интеллектуальной катастрофы находится и Блаватская. Великая теософка поставила в «Тайной доктрине» вопрос о несостоятельности нынешней человеческой расы, о необходимости эволюционных сдвигов в процессе формирования расы новой с большими интеллектуальными возможностями и моральной ответственностью за жизнь себе подобных. У Жюля Верна подобной альтернативы нет. Он предвидит научные открытия будущего, но не космическую судьбу человечества. Его капитан Немо, творящий новую действительность, по существу, потерпел поражение. Вот что говорит ему Сайрес Смит, один из героев «Таинственного острова»:
«Капитан Немо, ваша вина в том, что вы хотели возродить прошлое и боролись против необходимости, против прогресса. Подобные заблуждения у одних вызывают восторг, других возмущают; разумом человеческим их можно понять, а судья им — один лишь Бог. Вы шли неверным путем, но из добрых побуждений, и борясь против такого человека, к нему не теряют уважения. Ваши ошибки принадлежат к числу тех, которые не порочат честного имени, и вам нечего бояться суда истории. Она любит героические безумства, хотя и выносит строгий приговор их последствиям».
Блаватская, восприняв образ капитана Немо через призму своих оккультных пристрастий, если и не списала с него полностью обобщенный портрет махатм, то воспользовалась, по крайней мере, для его создания многими находками и характеристиками Жюля Верна. Иное дело, что она внесла в трактовку этого образа коррективы и сместила акценты в символе веры своих супергероев. Так, она восстановила из небытия в образе Гималайского братства исчезнувший мир Атлантиды, насыщенный паранормальными явлениями и чудесами науки и техники, а также воскресила его адептов — махатм. Если «Наутилусу» в конечном счете суждено охранять вечный покой капитана Немо, то махатмы Блаватской оберегают ее от превратностей судьбы, неожиданно приходя на помощь в самые тяжелые моменты жизни. Вот почему в них уживаются холодное космическое бесстрастие и трогательная любовь к ней, ее соратникам и Теософическому обществу в целом.
В сознании современного человека образы капитана Немо и махатмы Мории не случайно сливаются в один. Они представляют два аспекта сверхинтеллектуальной и сверхдуховной личности: житейский и сакральный. Ведь конечный масштаб, конечная цель нашей деятельности и существования были и есть бессмертие человеческого рода, гарантом чему, как считали Жюль Верн и Блаватская, является осознание людьми своей божественной природы, своей божественной миссии. И осознание это должно стать общим и распространенным.
В адьярской штаб-квартире Теософического общества, как в любом монастыре, присутствует общая атмосфера уединения, действующая безотказно и целительно на тех, кто появляется в нем с выстраданной надеждой на диалог с Богом. И она же, эта атмосфера, обостряет до умопомрачения одиночество людей пришлых, временных, которые думают только о себе и своих проблемах и изначально не ищут созвучия своего внутреннего мира с миром окрестным, с миром беспредельности, — в подобных условиях они окончательно падают духом и готовы наложить на себя руки…
Ежедневно я выходил на берег Бенгальского залива, к белой кромке прибоя. Сквозь занавес облаков на воды залива сначала осторожно падал, а затем с нарастающей силой обрушивался сноп света. Грязный пыльный горизонт, возгораясь и пылая, очищался от ночных грехов океана.
Где он сейчас, измученный жизненным гнетом капитан Немо? В чьем теле нашла убежище его благородная неприкаянная душа? Не бестелесный же он, дух «прета», в самом деле, который живет в грязи, моче, испражнениях? Ведь некому совершать по нему поминальных обрядов. Где они все, эти искатели света, восторженные неудачники и дерзкие бунтари?
Прилив… отлив… И смыты следы на песке.
Елена Петровна Блаватская, великая оккультистка и доверенное лицо полубогов — Гималайских братьев, умирала. В чужой стране. В чужом доме. В чужой постели. Какой повод для злословия дала она врагам своим! Осталась перед смертью, скажут они, у разбитого корыта. Ничего своего — все чужое, общественное. Точнее сказать, принадлежащее ее единственному детищу — Теософическому обществу.
После ее кончины в лондонских газетах напишут: «В доме известной теософки Анни Безант умерла Елена Блаватская, русская аристократка, основательница Теософического общества». Людей с голубой кровью англичане уважают. И опять, в который раз, соврут. С июля 1890 года она и ее ближайшие сотрудники жили в трех роскошных домах, соединенных садом, на благоухающей цветами авеню Роуд в Реджент-парке. Это было новое помещение для «Главной квартиры Теософического общества». Анни Безант являлась одним из арендаторов, а не хозяйкой этих домов, как, впрочем, и все они.
Через неделю-другую новость о смерти Блаватской дойдет до России. Там, на родине, напечатают, она надеется, о ней некролог. Ее сестра Вера тоже не промолчит, скажет что-ни-будь по этому случаю.
