Захар Прилепин - Подельник эпохи: Леонид Леонов
Из дня сегодняшнего мы должны понимать, что в 1960-е годы влияние публикаций в прессе было куда более действенным, чем спустя, скажем, сорок лет; тем более, если статьи были подписаны именем всемирного известного писателя, депутата, орденоносца, а с некоторых пор еще и Героя Социалистического Труда.
В итоге круг людей, обиженных Леоновым и даже пострадавших от его деятельности, все более расширялся – только тем мы и можем объяснить широкую уверенность в том, что он не просто был представителем «русской партии», но и руководил ею, наподобие эдакого паука, шевелящего своею паутиною с целью навредить то видным ленинградским архитекторам (а также их непосредственному начальству), то закарпатскому директору школы (и главе администрации того района).
Мы, пожалуй, даже готовы согласиться и с такой фантазийной интерпретацией деятельности Леонова, потому что в итоге никто не тронул ни Александро-Невскую лавру, ни Успенский собор 1774 года в Кондопоге, который был со временем признан памятником деревянного зодчества, ни еще десятки святых для всякого русского сердца мест, за которые словом и делом вступился Леонид Максимович со товарищи.
Тем не менее последствия этой деятельности, воспринимаемой через призму всеохватного влияния «русской партии», приносили Леонову не только моральное удовлетворение, но и отдельные неприятности.
Самый известный пример: история выдвижения Леонида Леонова в Академию наук СССР.
Органы Академии наук СССР образовывались исключительно на выборной основе: редкость по советским временам. Высший орган – Общее собрание академиков и членов-корреспондентов – избирал новых членов.
По сути, академия была элитарным и закрытым научным клубом. Членство в этом клубе гарантировало и высокий статус, и самые широкие возможности: академия владела сетью научных учреждений, имела собственное издательство, флот для научных исследований, лаборатории и обсерватории.
Леонову, который всерьез интересовался космистикой и даже разрабатывал собственную теорию Вселенной, членство в академии было необходимо далеко не для самоутверждения. Мало того, академия издавна давала самые широкие полномочия в деле защиты памятников старины – и это также было весьма кстати.
Академия имела четыре секции: физико-технических и математических наук, химико-технологических и биологических наук, секция наук о Земле и секция общественных наук. В последнюю, на отделение литературы, и выдвигался Леонов еще в 1968 году.
И его не приняли. При том, что, например, в январе 1972 года Леонов был избран иностранным членом сербской Академии наук и искусств.
Ситуация, прямо скажем, анекдотическая – и анекдот этот дурной. В то время Леонов был в числе пяти (Набоков, Солженицын, Симонов, Шолохов и он) самых переводимых в мире русских писателей: кого же еще принимать в русскую Академию наук на отделение литературы, как не его?
Однако недоброжелателей у Леонова среди «бессмертных» было более чем достаточно. И какая-то их часть могла аргументированно пояснить свое моральное нежелание принимать писателя в академики.
Чтобы понять первопричины подобного положения вещей, нам придется открутить время назад и вернуться во вторую половину 1940-х, когда понемногу начинала набирать обороты так называемая борьба с космополитизмом.
Начало кампании было связано как раз с Академией наук, а именно – с делом профессора Григория Иосифовича Роскина и члена-корреспондента Академии медицинских наук СССР Нины Георгиевны Клюевой.
Клюева и Роскин создали препарат от рака – «КР». Открытием заинтересовались американские ученые, пожелавшие работать над исследованиями «вместе» с советскими специалистами. В ноябре 1946 года академик-секретарь Академии медицинских наук СССР В.В.Парин выехал в США, где передал американским ученым рукопись книги Клюевой и Роскина и ампулы с препаратом.
Только на этом этапе ситуация стала известна во всех подробностях Сталину, и произошедшее вызвало его, мягко говоря, недовольство. Парин был арестован и осужден на 25 лет за «измену Родине», над Роскиным и Клюевой провели суд чести. Справедливости ради заметим, что ученые после суда чести не были лишены своих научных постов и степеней и продолжили работу.
Из дня сегодняшнего очевидно, что наука зачастую лишь выигрывает при совмещении усилий ученых, но вместе с тем ясно, что ни сегодня, ни тогда США не спешили разделить свои научные открытия с Советским Союзом.
Вскоре после дела Роскина и Клюевой появилась пьеса Константина Симонова «Чужая тень» – о «низкопоклонстве перед Западом».
В сфере культуры борьба с космополитизмом началась в мае 1947-го, когда поэт (а до 1946 года – глава Союза писателей СССР) Николай Тихонов раскритиковал книгу Исаака Нусинова «Пушкин и мировая литература». Нусинов, по мнению Тихонова, вывел Пушкина как едва ли не эпигона западной культуры, что, конечно же, было совершенно недопустимым.
Далее последовал целый вал разоблачительных акций в исторической науке, в сфере кинематографии, в литературной и театральной жизни.
Нельзя сказать, что сторона, обвиняемая в космополитизме, была безответна.
Непосредственно имени Леонида Леонова кампания коснулась во время конфликта между руководством Союза писателей и критиками из Всероссийского театрального общества.
Знаковым событием в истории конфликта стала творческая конференция московских драматургов, критиков и деятелей театра, прошедшая в Москве в последние дни ноября 1948 года. Докладчик, работник газеты «Правда» А.Борщаговский, обрушился на советскую драматургию и, в частности, заявил, что Леонов, Погодин, Нилин производят слабые пьесы, лишенные «нужной интеллигентности в фактуре» и «психофизического комплекса в психологическом раскрытии героя». Критик Ю.Юзовский, представлявший газету «Культура и жизнь», Борщаговского поддержал, тоже, не без презрения, помянув «мужичье» творчество Леонова. Досталось, конечно же, не только Леонову, но и другим драматургам, и многим из них, на наш взгляд, поделом.
Однако высокий градус обвинений требовал и ответной реакции. Она была продемонстрирована на двенадцатом пленуме правления Союза советских писателей, где присутствовал и Леонов.
Пленум вынес резолюцию: «В секции театральных критиков Всероссийского театрального общества и в комиссии по драматургии при Союзе писателей группируются критики, стоящие на осужденных партией позициях аполитичности искусства, отстаиваемых ими в более или менее открытой или завуалированной форме. Менее откровенно на страницах печати и более откровенно на всевозможных совещаниях при ВТО и в Центральном доме литераторов этого рода критики (Гурвич, Юзовский, Малюгин и др.) с формалистических и эстетских позиций пытаются дискредитировать положительные явления в советской драматургии. <…> Желая расшатать доверие театров к современной советской теме с позиций аполитичного искусства, они неправильно ориентируют советского зрителя и мешают развитию творческого дарования многих драматургов, обращающихся к современной теме. Среди критиков этого рода культивируется низкопоклонство перед буржуазной культурой Запада, игнорируется богатейшее наследство русской классической драматургии, существует нигилизм по отношению к значительному опыту советской драматургии. <…> Часть советских театральных критиков (Борщаговский, Бояджиев, Варшавский) фактически идут на поводу у критики формалистической, эстетской».
