Фриц Шахермайр - Александр Македонский
При этом ориентация на программу Филиппа сказывалась как в создании определенного центра эллинизации, так и в отношении населения. Правда, Птолемеи и Селевкиды проявляли интерес к восточным культурам и жречеству. При этом все диадохи поддерживали идею Александра об уравнивании всех народов Востока. Большинство из сподвижников Александра расстались со своими иранскими супругами, которых они получили в Сузах от царя. Евмен и Певкест, рассчитывавшие на помощь иранских всадников, не смогли удержаться у власти[398].
Сподвижники царя считали, что нужно вернуться к прежнему, националистическому курсу Филиппа, а тем самым к мировоззрению Аристотеля, считавшего греков и македонян народами-властителями. Восточные же народы должны довольствоваться положением подданных.
Поэтому в образовавшихся империях из греков и македонян стали складываться привилегированные слои общества. Между ними, по-видимому, уже не существовало противоречий. Македоняне были немногочисленными и без греков не смогли бы закрепить своего положения. В языковом и культурном отношении они растворялись среди греков, в большом количестве переселившихся в Малую Азию, Сирию, Египет. Правда, мы сталкиваемся и с отдельными группами «македонян» — название, восходящее ко времени переселения воинов армии Александра. Однако нередко встречалось и название «эллины», которым также обозначали военных поселенцев. Часто обе эти группы переселенцев сливались. Таким образом, идея Филиппа наконец победила. То, что ему не удалось в греческой метрополии, — примирить греческие города и объединить их с македонянами — теперь блестяще осуществилось. Царившие в метрополии раздоры утихли. Эллины и македоняне слились в одно целое.
Как могло произойти подобное чудо? Возможно, это объяснялось тем, что диадохи отказались от попыток регулировать этот процесс официальным путем. Вероятно, они поняли то, что и поныне понимают далеко не все политики: процесс слияния различных народов должен происходить по своим собственным законам. Государственное вмешательство только мешает ему.
Другой причиной срастания двух народов можно считать утрату переселенцами, как греками, так и македонянами, мелочного тщеславия и узкого городского патриотизма. Они переселялись сюда не как афиняне или коринфяне, а как отдельные лица из самых различных городов. Таким образом, здесь, в заморских странах, образовался единый высший слой, который говорил на общем, греческом языке, одинаково чувствовал и воспринимал окружающее. Вопросы происхождения больше никого не волновали. Семьи высшего сословия и часть военных колонистов были македонянами, остальные же поселенцы и почти все горожане — купцы, художники, представители технических профессий и ученые, а также большинство чиновников — греками.
Все эти переселенцы, откуда бы они ни были родом, образовали в новых государствах городское сословие. Лишь они имели право на автономию, лишь они могли чувствовать себя относительно свободно, по крайней мере в своем городе. Правда, и для них существовали законы, и они вынуждены были платить налоги, хотя делали вид, что платят их добровольно. Они считали себя более высокими представителями общества, гордились перед восточными народами своим европейским происхождением. Но самое главное — из их среды формировался «двор», ибо представители династических семейств лишь их считали высшим слоем общества и из их круга выбирали себе высших чиновников и придворных.
Поэтому все заморские государства мы можем называть греко-македонскими. На всех них лежал отпечаток идей Филиппа. Другими словами, развитие снова пошло в том направлении, которое изменил своей мощной волей Александр. Мы видим, что даже этот гигант не смог ускорить естественный ход истории. Лишь во времена Римской империи бурное историческое развитие само потребовало создания мировой империи. Поэтому римлянам было нетрудно создать империю на длительный срок.
Династический принцип в империях диадохов тоже восходил к Филиппу, так как Александр был довольно небрежен в вопросах семейных отношений. Антигониды в Македонии даже сохранили свою верность староплеменной демократии. Птолемеи, Селевкиды и Атталиды считали свои заморские владения в некотором роде семейным достоянием, но полагали, что в этих «копьем завоеванных» странах должно быть установлено абсолютистское, в духе Александра правление. Иначе они не смогли бы справиться с многочисленным населением этих стран. Характерно, что греко-македонские слои здесь даже не стремились разделять с царем управление страной. Они довольствовались общественными свободами, которые давали им известные преимущества в местных условиях. Правители повсюду уничтожали македонские советы знати, не встречая при этом никакого сопротивления. Свои империи они создали после смерти Александра, пользуясь различными хитростями и уловками, но это не мешало им, как некогда Александру, чувствовать себя самостоятельными, независимыми от Македонии властителями. Таким образом, они были последователями Филиппа в том, что придавали особое значение окраинам Средиземного моря, в его национализме и в отношении к местному населению, но отнюдь не в отношении к абсолютистскому строю.
Их правлению тоже были свойственны попытки «облагодетельствовать» население, но при этом они действовали не столь самоуверенно и деспотически, как Александр. В отличие от него для них было важно сохранить расположение греко-македонской верхушки, и они способствовали ее процветанию. Династии и верхушка общества зависели друг от друга. Правительство не навязывало населению своих благодеяний. Учитывались желания и интересы благодетельствуемых. Ведь из высших слоев населения назначались военачальники и чиновники государственного аппарата.
В провинциях сохранилось со времен Александра обожествление царской власти. Это прежде всего относилось к верхушке общества, т. е. к грекам. Немногочисленные потомки македонян этому не сопротивлялись. В Египте, например, обожествляли представителей династии Птолемеев, так же как некогда фараонов. Царям же Македонии не нужны были божеские почести.
На этом можно закончить обзор истории царского дома и принципов, которыми руководствовались диадохи, во многом вернувшиеся к греко-македонскому национализму Филиппа. Создается впечатление, что Александр опередил свое время по меньшей мере на полстолетие, а то и на целый век. Однако влияние Александра распространилось только на развитие государственности в сепаратистски и националистически настроенном обществе и на конкретную политику местных властей. На духовное же развитие своего времени царь влияния не оказал, а ведь мы никак не должны забывать, что Александр был не только политическим деятелем, но и мыслителем-новатором. Его философские принципы больше связаны с развитием прогрессивной греческой мысли, чем с принятой в его время, обремененной государственной и национальной традициями идеологией македонян. То, что в политических устремлениях Александра было преждевременным, в области философии постепенно приходило в соответствие со временем: его идеи, подготовленные софистами и особенно киниками, были подхвачены единомышленниками — Зеноном и школой стоиков.
