Николай Рерих - Листы дневника. Том 2
Не такое теперь время, чтобы зря распускать язык! И всегда нужно особенно тщательно относиться ко всему, близкому Культуре, а в дни неслыханных потрясений следует особо бережно хранить мозг государства. Немало претерпела русская интеллигенция, а тут, в трудные часы, будут ее поносить и натравливать народ на нее. Кто учтет последствия неосторожного слова? Может ли человек, претендующий на вождя, бросать недопустимые намеки, могущие разъярять темное сознание?
Отмечаю это, ибо сейчас темная туча затмила человеческое мышление. Нередко попугайно твердится слово "культура", но смысл его затемнился. А ведь Культура должна процветать не только на государственных ристалищах, но в каждом быту, даже в самом скромном и утесненном.
Высокое качество мышления слагается не в роскоши, не во власти, не в лукавом словопрении. В каждом доме может и должна расти дума о добре, о преуспеянии добром, о совершенствовании жизни. В таком устремлении мозг не допустит ругательства, а тем более поношения всего близкого к интеллигенции, к Культуре.
Повернется ли язык назвать Культурных тружеников жалкими? А как же тогда все академии, все университеты, все школы? Не только нужно поминать имена Суворова, Кутузова и всех отечественных героев, но и осознать, что они были интеллигентны и Культурны в своих великих подвигах.
20 Ноября 1941 г.
"Россия"
Ужас
Никакое радио, никакая газета не передадут того ужаса, который сейчас навис над Русью. Ужас внешний, ужас внутренний! Никто не знает, устроены ли беженцы? Запасено ли на зиму топливо? Как продовольствие? Одежда? Врачи? Оружие? Множество вопросов… А вместо ответа радио сообщает об открытии московского театрального сезона. Какие теперь театры? И в Киеве были театры. И в Смоленск приезжала труппа. Много было таких сведений, обернувшихся в мрачных предвестников.
На краткое время можно залить действительность, но ужас вползет в мерзлые бараки и шалаши беженцев. Бегут куда-то, а где оно тепло и довольствие? Ужас действительности не есть алармический страх. Страх можно превозмочь надеждою на светлое будущее. Но чем рассеять мрак ужаса, когда люди хотят тепла и пищи? Ждут человечность. А тут и сверху и со всех сторон беда, и деваться некуда. И никто не знает, не слышит о слезах беспомощности.
Правда, всегда найдутся и Сергий Радонежский, и Минин и Пожарский, и Суворов, и Кутузов… Но у них была власть и духовная и телесная. Они знали, где благо. Они могли распорядиться. Без распорядка не сделаешь. Не усмотрите в таких мыслях пессимизма. Мы всегда будем оптимистами.
Когда мы замерзали в летних палатках на тибетских нагорьях, наш врач не раз шептал мне, прощаясь на ночь: "Увидимся ли? Ведь так и замерзают. Вот даже коньяк в бутылке замерз. До свидания, а может быть — прощайте". Правда, когда беспросветный холод опускался после полуночи, бывало трудно. Но все же выжили, пережили и знали, что "и это пройдет"!
Конечно, многие горько усмехнутся на такую восточную мудрость. Ужас разрушенного быта, исковерканной жизни силен, и где силы духа, которые все преоборют? Но есть они, эти силы, жив дух человеческий, его искра греет и питает и умножает мощь. Знаем, как бывает тяжко, и только зная такие смертельные трудности, можно сказать к Северу, к любимой Родине: "И это пройдет". Помните о Светлом Наставнике Народа Русского, о Сергии Радонежском.
24 Ноября 1941 г.
Публикуется впервые
Америка
Спасибо Зиночке за телеграмму об учредительском дне. Великое дело, когда живы традиции, а ведь вехи не исчезают. Они могут видоизменяться в человеческом сознании, но смысл их остается неизменным. Радовались и письму о работе Зины в качестве вице-председателя русско-американского Комитета для медицинской помощи русскому народу. Зина правильно пишет, что работа Комитета аполитична. Деятельность Красного Креста всегда была вне политики, и в этом ее особо прекрасная сторона. Вот уже сорок лет, как я причастен Красному Кресту, и всегда эта работа была близка моему сердцу. Вы помните, как издания нашего Комитета Св. Евгении составили крупные суммы, так пригодившиеся на добрые дела. Кто знает, может быть, и в Америке эта же благая традиция опять может возродиться и пригодиться? Все-таки открытки всегда были легкокрылыми вестниками и захватывали новые контингенты народа. Впрочем, это было у нас, где ценилось каждое художественное проявление, а может ли быть оно применимо в Америке — кто знает? У нас дети и гимназисты, студенты и вся культурная часть общества составляли целые большие коллекции таких художественных открыток, воспитывая на них свое художественное чутье. Эти издания вылились в многозначительную и широкую образовательную меру. Никакие лекции не могли так преуспеть, как эти маленькие доступные вестники искусства, легко входящие в любой быт. Вот и в Индии замечается прекрасное устремление к приобретению воспроизведений с картин, особенно же там, где культурные труженики и народные массы не имеют возможности иметь оригиналы. Таким порядком в дом иногда даже в самой отдаленной местности вносится живое напоминание о творчестве и красоте.
Вспоминается, как мы сами и дети наши любили иногда по вечерам просматривать альбомы прекрасных художественных и исторических открыток. У нас к тому же Красный Крест имел привилегию на всех железнодорожных станциях и решительно повсюду продавать свои художественные издания. Вы пишете о возвращении трудного человека и о его критике маленького деятеля в Южной Америке. Не нужно забывать, что этот деятель появился на нашем горизонте…[95]
Ноябрь 1941 г.
Публикуется впервые
Незаписанная повесть
"Эпизод из незаписанной повести". Эта книга Клода Брэгдона имеет многих друзей. В разных частях света ее читают. Кое-кто мог бы прибавить к помянутым эпизодам и еще немалое, тоже незаписанное. Подчас целый смысл жизни заключается в таких фактах, которые по старинному выражению "ни пером описать, ни словом сказать".
Говорится, что когда-то такие знания передавались изустно одному избранному, доверенному. Но ведь этих доверенных никто не знает. Они не объявляют себя и ничем не выдадут своих приобретений. Они не принадлежат к тайным обществам, которых так боятся люди. Они не своекорыстны. Они не спешат найти последователей.
Незаписанные эпизоды происходят вне календарных сроков, вне бытовых рассуждений и вычислений. Они так же не учитываемы, как пространственные токи, о которых наука знает еще так мало. Но немало незаписанных эпизодов в жизни человеческой. Можно иногда разбудить дремлющее сознание, и тогда встает образ многозначительный. И человек сам удивлен, почему не сложил он ранее ценные части мозаики светоносной. Записанные эпизоды сложатся на почтенную полку библиотеки, а незаписанные останутся, как искры во тьме. И навсегда украсится жизнь такими негаснущими пламенами. Откуда вспыхивают они? Кто призвал их? Кто велел осветить ими тусклый быт земной?
