Михаил Барклай-де-Толли - Изображение военных действий 1812 года
Он сказал, что неприятель за 6 верст и направление взял в сторону, а мы идем ему навстречу; и уверял, что Французу никогда не бывать в Москве; это несколько нас покуражило, и я тут, простояв до 3 часов пополудни, пошел в Арсенал, вхожу в оной, выбираю саблю и пару пистолетов, вдруг сделался выстрел из пушки у самого Арсенала и за оным последовал другой. Народ пришел от сего в крайнее волнение; я бросился на двор; народ бегает взад и вперед; между ими и казаки на лошадях также не знали, куда деться; прибегаю к воротам, но что же вижу?
Французская конная гвардия летит, как на крыльях, мимо комендантского дома и нас к Никольским воротам; вообразите, в каком положении мы находились! Я так испугался, что руки и ноги задрожали, через великую силу добрался к уголку ворот, тут еще сделан выстрел из пушки с нашей стороны; опомнившись немного, отошел от стены и вижу двух смельчаков из солдат с ружьями, стреляющих в французов, а прочие кричали ура! ура!
Но французы не оставляли своего порядка, скакали с обнаженными саблями мимо нас и, несмотря на дерзость наших двух солдат, не сделали ни одного выстрела против нас. Некоторые из наших зачали говорить, что они нас не тронут; я, понадеясь на сие, вышел было из ворот и пошел на угол, чтоб пробраться в Никольские ворота, и не успел отойти 10 сажен, как один французский офицер выскочил из-за угла (где бы мне должно было идти) за нашим русским, который бежал ко мне навстречу с ружьем, нагнал его и изрубил; я, увидев сие, не помню, как добрался опять до ворот; видя, что смерть неизбежная, не знаю, что делать, однако, опамятовавшись от такого испуга, побежал во внутренность Арсенала, положившись на власть Божию.
Но не успел вбежать до половины лестницы, как последовал опять удар из пушки; я оглянулся, дым застлал весь проход в вороты; это, видно, уже французы были очень раздражены нашими пьяными смельчаками, что такого пустили в нас фолканета. Признаюсь, я более не в силах был идти, и мысль, что французы, застав нас в таком месте, где брали орудия, чтобы поднять оное против их, не выпустят ни одного живого, а изрубят или перестреляют до одного, приводила меня в отчаяние, которое, однако ж, несколько придало сил для спасения жизни.
Собираюсь с духом, бегу во внутренность Арсенала, народ в оном бегает взад и вперед, ища каждый своего спасения, но негде, везде могут найти, да и оставаться в таком месте нет никакого резона; я бросился с некоторыми к окошку, к единственному спасению своей жизни; но железная решетка не позволяла нам выскочить; некоторые старались оную выломать, но старание их осталось тщетным; что делать и куда деться?
Однако ж одному тончоватому удалось пролезть сквозь решетку; подобные ему последовали за ним, а которые несколько потучнее, сунув голову, но не лезет, принуждены были остаться тут (об участи коих никому и неизвестно). Я также, в свою очередь, продрался к окошку, чтоб испытать последнее средство к спасению, и к счастью, хотя с крайнею нуждою, но пролез, оборвав пуговицы у сюртука, соскочив на стену, с стены на вал, с валу на землю, всего летел сажен до восьми – и от этих трех прыжков так отбил себе ноги, что насилу мог встать.
Тут попался мне один московский купец, который также за мною прыгал, но, будучи поздоровее меня, помог мне подняться с земли; я прошу его, чтоб он не оставил меня; он столь добродушен, что, взяв за руку, повел, помогая идти; но куда же еще идти? Французы везде заняли дороги; с левой стороны Никитскую улицу французская колонна занимает, с правой по Тверской другая тоже занимает; что делать и куда спастись?
Противу Арсенала железные ряды; мы туда потихоньку пробрались и зашли во внутренность ряда; тут был пустой трактир, мы в него и спрятались было, но, пробыв четверть часа и отдохнув, товарищ мой, который не оставлял меня, сказал, что нам в этом месте худое спасение, и мы опять вышли из оного в переулочек ряда, где набралось народу довольно; побродивши взад и вперед, не знали, как из оного выбраться.
Бывши в такой нерешимости, вдруг въехал к нам французский офицер, и один, без обнаженной сабли, но, увидавши нас в довольном числе и всех вооруженных, у кого ружье, у другого сабля, а у иного пистолеты, и сам обнажил саблю и закричал: але! т. е. чтоб мы бросили оружие и выходили на большую улицу; мы с товарищем, видя, что дело худое, завернулись в маленькой проход из этого ряда на улицу; я подбежал к уголку и, выглядывая из-за оного, вижу, что одна колонна, проходя по Тверской, оканчивалась; кликнув товарища, решились перебежать чрез дорогу; но только что вышли на половину дороги, видим другую колонну, вступающую в Воскресенские ворота, а перед нею везут две пушки.
Что делать? Воротиться уже было поздно, итак пустились на власть Божию потихоньку, чтоб не подать подозрения и перешли чрез дорогу, боясь оглянуться; в этом месте я бросил и саблю, чтоб не увидали, а если бы это случилось, что увидели у меня оружие, то не упустили бы из виду и непременно бы застрелили; притом же мы были так от них близки, что довольно одного пистолетного выстрела положить нас на месте; итак, пробираясь потихоньку по Трубе к яблочному ряду, завернулись из виду за оной.
Тут опросил меня мой товарищ: куда вам надобно пробраться? я говорю, что на Ильинку в Ипатьевской переулок; а мне, сказал он, надобно на Солянку в дом Коммерческой академии (ибо он накануне только переехал в оной с семейством и имением для безопасности). Я этому был очень рад, что нам обоим была дорога одна и Академия была недалеко от моей квартиры и разделяли только Варварские ворота; итак, выбравшись из виду у французов, несмотря, что ноги насилу несли, пустились уже бегом, пробежали Никольские и Ильинские ворота, стали подходить к Академии, где нам до́лжно было расстаться, и, лишь только дошли до угла, французская конница вступает в Варварские ворота нам навстречу; какой страх! и как пройти мне до квартиры! товарищ мой сказал: «Вам теперь никоим образом туда идти нельзя, не подвергши жизнь свою опасности,» и предложил мне с собою идти в Академию; я был очень доволен его приглашением и рад, что нашел такое прибежище в таких критических обстоятельствах.
Пришед в оную, говорим, что француз вступил в Москву и застал нас в Арсенале и каким образом спаслись, но нам не хотели верить, а говорили, что это шла наша армия; но, вышед на двор, уверились в истине наших слов, увидя, как проходила французская армия с обнаженными саблями, и бывши очевидными зрителями, как одного русского солдата изрубили на улице против церкви Всех Святых, что на Куличках; итак, мы, избавившись от одной опасности, ожидали следующей, не зная, что с нами последует; наконец, все улицы и переулки были заняты французами, и поставлены на каждом перекрестке караулы.
