Александр Хинштейн - Ельцин. Кремль. История болезни
Путин появился на горизонте совершенно внезапно. Что бы там ни утверждал сегодня Ельцин, но выбор на нем остановился явно не от хорошей жизни: просто в колоде кончились уже все карты.
Как и подобало выпускнику разведшколы, Путин умел нравиться. Кроме того, директор ФСБ обладал еще одним завидным преимуществом перед всеми прочими соискателями: он абсолютно не рвался к власти.
Уже после своего триумфального бегства за рубеж Березовский рассказывал, как уговаривал Путина согласиться на наследование престола: «Я бы лучше пошел в “Газпром”», – якобы ответствовал будущий гарант…
Путин был совершенно не похож на традиционных ельцинских фаворитов. Он совсем не выпивал, охоте с рыбалкой предпочитал горные лыжи и всегда держался в тени.
Может быть, этот контраст-то и стал для Ельцина определяющим. Да и «Семье» новый выбор очень нравился: Володя, – говорили они, – глупостей не наделает…
История нового президента – тема уже для совсем другой книги, схожей скорее не с анамнезом , а с дневником спортивных соревнований.
Достаточно сказать лишь, что «Семья» и олигархи очень скоро разочаровались в своем выборе, но было уже поздно…
ИСТОРИЧЕСКАЯ ПАРАЛЛЕЛЬ
5 февраля 1722 года Петр I издал указ о порядке престолонаследия в России, разрушивший традицию, когда престол переходил по мужской нисходящей линии: от отца к сыну и далее – внуку. Согласно новому указу государь получал право назначать себе преемника (из числа лиц императорской фамилии) и менять свое решение в том случае, если преемник не оправдывал его ожиданий.
Есть такая восточная легенда: у одного человека тяжело заболела старуха-мать. Дабы избавить семью от лишнего рта, сын взвалил ее на носилки, унес высоко в горы и оставил там умирать.
«Забери с собою носилки», – сказала ему на прощание мать.
«Зачем они мне?» – удивился сын.
«Чтобы, когда ты тоже состаришься, детям было легче относить тебя в горы»…
…Когда Ельцин выпихивал из Кремля Горбачева, он совершенно не думал, что рано или поздно ему тоже понадобятся эти носилки . На все просьбы о неприкосновенности Ельцин отвечал решительным отказом.
«Если Горбачев что-то хочет сказать и в чем-то признаться, пусть делает это сейчас», – картинно подбоченясь, объявлял он во всеуслышание.
(В «Записках президента» Ельцин даже напишет потом, с плохо скрываемым презрением:
«Список претензий Горбачева – его “отступная”, – изложенных на нескольких страницах, был огромен. И практически весь состоял из материальных требований».)
Прошло восемь лет. И неожиданно выяснилось, что давать уходящему президенту гарантии безопасности – совсем даже не постыдно, а наоборот, благородно и по-христиански.
Ельцинский «список претензий» был намного обширнее, чем у его предшественника; и тоже – вот удивительно – «состоял из материальных требований».
Первым же своим указом Путин установил Ельцину персональную пенсию – 75% от президентского оклада (сегодня – это почти 110 тысяч). Ему вместе с семьей пожизненно была сохранена государственная охрана и транспорт, бесплатное медицинское обслуживание.
Ну и самое главное – статус неприкосновенности.
Как и прежде, экс-президент продолжает обитать на даче в Барвихе с участком в 66 гектаров; когда-то, став президентом, он тотчас отобрал ее у Горбачева.
На его содержание налогоплательщики – то есть мы с вами – ежегодно выкладываем из своих карманов 60 миллионов рублей – этих денег хватило бы примерно на 2,5 тысячи пенсионеров.
Ну да ладно: в конце концов, при власти Ельцин обходился нам неизмеримо дороже…
Первый президент ушел в отставку, не дожидаясь конца своих полномочий: вечером 31 декабря 1999 года, в лучших традициях новогодних чудес.
Со стороны выглядело это очень эффектно и красиво – так, как и любил он всегда – но за внешней елочной мишурой крылся, разумеется, ясный, холодный расчет; Ельцин должен был оставить своему преемнику временной зазор на раскрутку . В противном случае выборы-2000 стали бы дурным римейком выборов-1996.
По доброй ли воле расставался он с властью?
Да нет, конечно. Но другого пути у него просто не оставалось. Идти на третий срок Ельцин не мог по Конституции, а сил поменять ее уже не было: парламент никогда бы этого не допустил.
Вводить диктатуру? Повторять опыт бывших коллег по ЦК, ставших новоявленными среднеазиатскими ханами?
Но на дворе стоял уже не 1993 год. Никакими посулами и красивыми сказками обмануть народ было теперь невозможно: требовалась новая сказка с новым главным героем.
Так что выбор был невелик: либо потерять все, что имеешь, либо сохранить хоть что-то – третьего не дано; если процесс нельзя изменить, его можно только возглавить.
Прощание с Кремлем далось Ельцину очень непросто.
«Было чувство одиночества и даже тоски», – сетует он в мемуарах. И дальше: «Я «обязан вернуть себе все то, чего был лишен эти последние годы: созерцание, размышления, покой, радыость каждой минуты, радость простых человеческих удовольствий, радость от музыки, театра, чтения».
Глагол «обязан» употреблен здесь явно неспроста.
Обычно люди заставляют себя, уговаривают в том, что обязаны ходить на работу, заниматься неприятными делами.
Но заставлять себя радоваться, читать книжки и созерцать – это что-то новенькое; типично ельцинское. Он словно пытается убедить читателя, что истинный отдых для него – это работа, а каторжный труд – наоборот, как раз безделье.
Полноте, этими байками не впечатлить и младенца.
Даже в первые годы своего владычества Ельцин не пропускал ни одного отпуска, предпочитая устраивать по 3–4 перерыва в год. (Коржаков говорит, что за 10 лет «совместной жизни» он отдыхал не менее 50 раз.)
А уж на втором сроке…
В ЦКБ и Завидово президент проводил тогда времени больше, нежели в Кремле; недаром на даче в Барвихе ему даже был построен рабочий кабинет – точная копия кремлевского; специально для доверчивых телезрителей.
Теперь место их заняли столь же доверчивые читатели.
«Слушаю в последнее время очень много музыки, – уверяет главный пенсионер страны, – Моцарта, Вивальди, Чайковского. Знаменитые оперы. В последнее время приучился к современным мюзиклам… Слушаю вещи Вебера (“Призрак оперы”, например)».
Что хотите делайте со мной, но, убей бог, не могу я себе представить Ельцина в наушниках, мечтательно прикрывшего глаза под звуки Моцарта.
С ложками в руках – пожалуйста; отплясывающего «калинку-малинку» – сколько угодно; на худой конец – подтягивающего какую-нибудь «Уральскую рябинушку» или «Ой, цветет калина…»[44]
