Уильям Манчестер - Стальная империя Круппов. История легендарной оружейной династии
С немецким приветом
Ваш покорный слуга
Подписано: д-р Крупп фон Болен унд Хальбах».Переписка Круппа с Гитлером – интересное свидетельство распада человеческой личности. В начале 1933 года Густав был ответственным членом германского истеблишмента. За пять лет он превратился в холопа. Это порабощение не было для него болезненным. Напротив, он поддавался с жутким восторгом. Примером могут служить его подписи под посланиями. Первые письма в канцелярию носили характер вежливого обмена любезностями между равными. Крупп подписывал их: «Примите уверение в моем совершенном почтении». Затем он изменил концовку на более радушную и более верноподданическую – «с немецким приветом». Наконец, он полностью отрекся от всего этого и каждое послание завершал словами «Хайль Гитлер!». В те годы даже существовало слово для обозначения такой трансформации. Это слово – Gleichschaltung – унификация, или присоединение к господствующим взглядам и их поддержка. Никто не был настолько им адекватен, как Густав. В апреле 1933 года он приказал своим служащим вступить в нацистскую партию. В августе нацистское приветствие становится на его заводах обязательным, и крупповцев, не вздернувших руку, увольняют. В ту зиму он в числе других подписал петицию президенту Гинденбургу, призывающую старого маршала уйти в тень и позволить Гитлеру занимать оба поста – и канцлера, и президента. Авторы петиции уже называют своего лидера по-новому: «Фюрер вновь попросил нас верно послужить ему… Никто из нас не останется в стороне, если наш долг подтвердить это делом». Гинденбург отказал, но это не имело значения; когда он умер в августе следующего года, ефрейтор, которого он презирал и которому никогда не доверял, все равно захватил власть. Это, конечно, было незаконно. Акт о полномочиях не давал ему право на президентство. Но закон уже давно стал профанацией в Германии, и Крупп спокойно воспринимал гитлеровское грубое злоупотребление властью; порядок, который установили нацисты, соответствовал их любимой поговорке: «Лес рубят – щепки летят».
Порядок в стране сменился «новым порядком». Густав принял «новый порядок» целиком и полностью, отказываясь выслушивать хотя бы слово против этого. В течение многих лет он был членом неофициальной группы «баронов фабричных труб» «Рурладе». Как-то вечером Карл Бош из «Фарбен индустри» заговорил о коррупции нового правительства. Крупп встал, обвинил Боша в оскорблении фюрера, объявил, что ноги его больше не будет на заседаниях «Рурладе», и вышел из комнаты, погубив тем самым ассоциацию, существование которой без него не имело смысла. В Эссене огромные портреты фюрера находились на вилле «Хюгель», в отеле «Эссенерхоф» и во всех кабинетах главного управления. Даже в дни расцвета Альфреда Круппа Эссен и то пользовался большей свободой слова. Теперь главное управление было связано прямым телефоном со штаб-квартирой гестапо, находившейся от него за одиннадцать кварталов, на Кортештрассе, и все известные социал-демократы, все служащие и рабочие, позволявшие себе какую-нибудь насмешку над новым режимом, немедленно отправлялись туда.
К счастью, это не распространялось на членов семьи самого Густава. Тило фон Вильмовски вступил в партию по не совсем понятным соображениям. Позднее он говорил, что надеялся реформировать ее изнутри, чтобы избежать худшего развития событий. По его поведению видно, что на какое-то время он стал более страстным нацистом, чем признавался впоследствии, но он не принадлежал к тому же классу, что и его свояк. По словам барона, «в семейном кругу можно было иногда высказать свое искреннее мнение, но только не в присутствии Густава. Как-то на вилле «Хюгель» я позволил себе сделать безобидное замечание в адрес окружения Гитлера. Густав попросил меня никогда больше не говорить под его кровом ничего подобного». Берте глава семьи не мог пригрозить, что он ее выгонит, поскольку и вилла и фирма принадлежали ей. Однако, если она держалась недостаточно лояльно, он мог лишить ее своего общества – и лишал. Когда Густав приказал спустить с флагштоков виллы «Хюгель» флаги кайзеровской Германии и поднять вместо них нацистские, Берта некоторое время глядела на происходящее с непроницаемым лицом, потом резко повернулась и ушла в дом. Своей горничной фрейлейн Ахенбах она с горечью сказала: «Пойдите в парк, посмотрите, как мы низко пали». Муж, который вошел следом за ней, тотчас повернул к своему кабинету. Шествуя с важным видом, он бросил через плечо: «Фюрер всегда прав!»
Его семья и друзья говорили о его бескомпромиссной позиции. Некоторые делали вывод, что Густав просто оставался самим собой: он всегда был тверд, и пятнадцать лет неопределенности и перемен сильно его измотали. Другие думали, что он терял уравновешенность. В отличие от Берты и Тило он не был рожден для того положения, которое занимал. Ничто, даже декрет Вильгельма, не могло сделать из него настоящего Круппа, ему не хватало уверенности в себе. Для Германа Бюхера из Всегерманского электрического общества предательство его собрата промышленника из Имперского союза было откровением: «В обычные времена он был превосходным председателем. Однако он был не адекватен условиям, сложившимся в 1932–1933 годах… Он оказался неспособным стряхнуть с себя то, что было навязано воспитанием в авторитарном государстве и на прежней дипломатической службе. Он рассматривал себя – как сам часто высказывался – попечителем состояния своей жены и блюстителем крупповских традиций».
Да, Густав верил в то, что хранил и это состояние, и эти традиции. Он старался поступать так, как того желал бы дед его жены, и если подходить к нему с этой меркой, то его не в чем обвинить. Альфред был предвестником Третьего рейха, в то время как Второй рейх был еще в колыбели. Он первым бы поддержал национального лидера, который был противником забастовок и СПГ, и не колеблясь использовал бы его могущество в своих интересах. Германский бизнес никогда не клялся в верности мировоззрению свободного предпринимательства. Подобно первому «пушечному королю», который с самой юности добивался официального покровительства, титаны промышленности рейха рассматривали Берлин как союзника и страстно желали ассоциировать себя с авторитарным режимом. История Дома Круппа красноречиво свидетельствовала, что чем теснее были связи между Эссеном и правителями страны, тем выше поднимались и слава нации, и процветание Круппа. С первого визита Вильгельма I в «Гусштальфабрик» осенью 1859 года до прощания с Вильгельмом II осенью 1918 года альянс Круппа с властью демонстрировал подъем Германии и германской промышленности от незначительного уровня до полного превосходства на континенте. Когда на заводах произошел спад, то виноваты в этом были «ноябрьские» преступники. Когда Крупп снова стал преуспевать, эти узы должны были быть обновлены. В такой интерпретации именно Берта, а не Густав, хотела предать династию. Великий Крупп был бы опозорен своими прямыми потомками.
