Людмила Гурченко - Аплодисменты
«…Прямые, с гордо поднятыми головами, они шагают под звуки военных труб, и осенние листья кружатся у них под ногами. Глаза шальные, в груди клокочут страсти. Рита была уже в третьем за сегодняшний день наряде. В простом, но элегантном. Соблазнительная женщина!» — так написано в режиссерском сценарии.
Ну что ж, мне как говорится, и карты в руки. Но по сценарию я надеваю платье своей подруги, которое у нее якобы случайно оказалось в парикмахерской, в тесном шкафчике. Если вспомнить, что подруга с утра, на свадьбу Риты, надела свое, наверное, лучшее платье, то откуда у нее здесь оказалось еще одно «элегантное платье»? А если взглянуть на очаровательную Наташу Назарову, которая играла мою подругу, ясно, что одолжить платье моей героине она не могла: я почти на голову ниже. Подробно останавливаюсь на мелких деталях, но именно из них складывается роль. Я рассуждала так: что такое парикмахерская вообще, а в портовом городе, как Одесса, в частности? Чтобы кто-то кому-то чего-то не предлагал купить, продать, достать? Чтобы в парикмахерской не раздавались такие типичные женские реплики: «А вот на ней было…», «А сейчас уже не модно…», «…А вы видели, какой каблук…»
Сцена в парикмахерской снималась в начале съемочного периода. И мы с режиссером тогда еще были в нормальных отношениях. Я была рада, что он принял мою версию: «Пусть какая-нибудь полная дама предложит моей подруге заграничный костюм, который на нее „не лезет“. Костюм красивый, фирменный, ведь это Одесса, тут корабли…» Подруга, желая хоть как-нибудь облегчить мое горе, посоветует взять этот костюм. Но я его не схвачу, а так… равнодушно потрогаю, ведь мне сейчас явно не до этого. Зато в следующем кадре — я совсем другая. Загнав свое горе глубоко-глубоко, я иду в роскошном золотистом костюме, рядом со своей красивой подругой. Мы идем начинать новую жизнь. Да, иду как «Графиня из Гонконга» (так называется фильм Чарли Чаплина, где главную роль исполняла Софи Лорен). Вот именно такого я и хотела! Я глубоко уверена, что любая женщина может быть такой, окружи ее вниманием, лаской, любовью, одень ее в красивый, элегантный наряд. Это и была моя цель. Цель! Потому что на следующий день после предательства Гаврилова героиня увянет, превратится опять в ту серую мышку-норушку, которой она была до тех пор, пока к ней не пришли долгожданная любовь и вера в Гаврилова. Мне понадобилось много терпения, чтобы не замечать выражения лица режиссера, с которым он смотрел на мой костюм. Что поделаешь, мы не понимали друг друга. Но актеру — лицу подневольному — очень трудно отвоевать право на свое видение. Режиссер — главный, с ним группа… Ну что ж, я в одиночестве вела свою линию. Режиссеру казалось, что я играю слишком драматично, все же это комедия. А мне ничего смешного в том, что женщина оказывается обманутой, не виделось. Вот когда ее боль перемежалась комедийными разрядками, жизнью, которая бурлит вокруг, и она, как человек жизнестойкий, веселый, вливалась в эти события — не задумываясь, даже забыв в это время о Гаврилове, — вот это мне было понятно и интересно.
Всю картину Рита ждет Гаврилова. Она его «сыграла». И его появление в финале очень опасно. Если зритель скажет: «И вот из-за него-то весь сыр-бор? Тю-ю…» И как ни играй сама, картина — провал? Для актера, появившегося в финале в роли Гаврилова, это должно быть попадание обязательно в десятку, и не меньше.
«Рита видит… пустую площадь, оцепленную двумя рядами милиции. На площади стоит санитарная машина. Санитары распахивают задние двери, осторожно вытаскивают из глубины машины инвалидное кресло на колесиках, ставят его на асфальт и осторожно катят к витрине фотоателье. Рита еще ничего не понимает. Она беспомощно опускает руки в предчувствии еще каких-то неприятностей… Наконец кресло останавливается напротив Риты. В нем сидит Гаврилов. Правая рука перевязана, и из нес торчит букетик цветов. Левая нога в гипсе. Он смотрит на Риту. Плечи у него развернуты, сам небольшой, но крепко сбитый. Ему идут усы — он похож на партизана Дениса Давыдова. Но вид у него все же был виноватый… — понимал, что пришлось пережить Рите вчера, на углу маленькой площади, — но в то же время решительный и дерзкий. Ведь действительно только очень важная причина могла ему помешать прийти на встречу с любимой женщиной. А сегодня он все-таки сидит перед витриной, и будьте уверены — на него может положиться такая женщина, как Рита. Рита смотрела на Гаврилова спокойно и чуть даже разочарованно. Гаврилов смотрел на Риту серьезно, без каких-либо колебаний. Рита повернулась и посмотрела на Пашу — это ее сослуживец, преданный и беззаветно влюбленный в нее вот уже семь лет. Паша застыл, поставив ногу с завернутой штаниной на табуретку. Паша был действительно хороший человек, и уйти от него сейчас было несправедливо. Этот Гаврилов появился совсем некстати. Рита снова обернулась к Гаврилову. Он смотрел на Риту, и была в его глазах железная твердость, каменная надежность и неотразимая мужская любовь. И с этим ничего нельзя было поделать. Кресло с Гавриловым медленно катилось по площади. Рита шла рядом. Гаврилов что-то горячо рассказывал ей, рассказывал, размахивая в воздухе здоровой рукой, и торчащий мальчишеский хохолок дергался над спинкой кресла. Рита шла, слушала, смеялась, плакала. Послышался перебор гитары, и приятный мужской голос запел: „Возвращаясь к тебе, дорогая, к твоим милым и легким словам, на пороге меня обнимая…“, задрав голову он смотрит на нее. Одной рукой Рита толкает коляску, в другой зажат букетик полевых цветов. Она смотрит в пространство, и ее удивлению нет конца…»
Таков, по сценарию был конец фильма. И вначале, пока вплотную не вошла в роль, такой финал у меня сопротивлений не вызывал. А потом, с каждым съемочным днем, внутри все больше и больше накатывал протест. Ждешь-ждешь, ищешь-ищешь какого-то необыкновенного, ни на кого не похожего, отвергаешь троих вполне приличных «товарищей»… И вдруг появляется герой в инвалидной коляске, весь перебитый и в гипсе. И мы ничего не видим, кроме «усов партизана Дениса Давыдова». А что играть актеру в этом трехминутном появлении? Да и что это за герой, которого «сломали» двое-трое людей опять же «кавказского происхождения»? (С самого начала фильма к ЗАГСу подъезжают несколько молодых людей «кавказского происхождения». День героини в ожидании Гаврилова проходит на их глазах. К концу фильма они умыкают невесту от жениха-растяпы). Приехал в Одессу актер Сергей Шакуров. Мне нравится этот темпераментный острый артист. В нем течет татарская кровь — он Сергей Каюмович. И в ярости, в заводе он красив? Ходил-ходил он дня два, смотрел-смотрел на наши съемки — притирался.
