Леонид Млечин - Маркус Вольф
До объединения, когда существовали Федеративная Республика Германия и Германская Демократическая Республика, говорили так: одна нация — два государства. Сейчас говорят иначе: одно государство — две нации.
ГДР исчезла в считаные дни. А она была самым процветающим социалистическим государством. Исчезла с политической карты мира не по воле небесных сил, не по причине природных катаклизмов, не из-за козней врагов и даже не по вине немногочисленных восточногерманских диссидентов, в которых власти видели своего главного врага.
Диссиденты и не помышляли об упразднении ГДР и объединении Германии. Они хотели всего лишь демократизации, политических реформ и экономических преобразований. Для этих людей ГДР была страной, которую они сами создали. Они надеялись, что реформы помогут. До последнего момента повторяли: это наше государство. Верили в возможность усовершенствования, «очеловечивания» социализма.
Вот главный вопрос: почему в ноябре 1989 года народ, выйдя на улицы, в восемь часов утра потребовал смягчения режима, в десять часов — демократии, а в полдень — исчезновения ГДР?
Конечно, создание социалистического государства в Германии было частью сталинского плана преобразования Восточной Европы. И теперь легко говорить, что ГДР была грандиозным экспериментом, заведомо обреченным на неудачу. Но ведь после 1945 года у немцев был реальный выбор: в самом начале существования ГДР и ФРГ они могли свободно перемещаться из одной части Германии в другую, из социализма в капитализм и обратно. В основном, конечно, уезжали на Запад, но кто-то выбирал Восток!
Некоторое время Западная и Восточная Германии развивались как бы параллельно, как близнецы, разлученные в детстве. Но где же развилка? Где один из близнецов, совершив ошибку, выбрал тупиковый путь? В тот момент, когда компартия — СЕПГ — присвоила себе монополию на власть? Когда в Восточной Германии провели полную национализацию и принудительную коллективизацию? Но тогда еще неясно было, к чему приведет такое переустройство экономики. Так когда же проявился характер нового режима? Эту дату можно назвать точно — 17 июня 1953 года.
К тому времени ГДР существовала всего четыре года. Однако уже росло недовольство новым режимом, неспособным разумно организовать жизнь в стране. Но это еще не было катастрофой для ГДР, это был всего лишь кризис. А вот когда демонстрации в Берлине и других городах были разогнаны советскими танками, стал ясен характер режима. До этого не всем немцам было легко сделать выбор между ГДР и ФРГ. Помогли советские танки.
После 1953 года миграция происходила только в одном направлении — на Запад. Власти ГДР пытались остановить беглецов. До возведения Берлинской стены 13 августа 1961 года Восточная Германия потеряла три миллиона граждан. Партийные власти рисковали остаться в одиночестве.
Берлинская стена остановила массовое бегство. Но жители ГДР почувствовали себя заключенными в большом лагере, обнесенном колючей проволокой. Попытка преодолеть стену многим стоила жизни. Покинуть ГДР можно было только одним путем: если попадешь в список тех, кого генеральный секретарь ЦК СЕПГ продавал Западной Германии за полновесные западные марки.
Создание одновременно социалистической ГДР и капиталистической ФРГ было чистым экспериментом. В советской системе ГДР считалась передовой. Но по сравнению с ФРГ у нее не было преимуществ. Экономика ГДР оказалась неэффективной и неконкурентоспособной, ее провал не компенсировали даже замечательные качества немецкой рабочей силы. Социализм построили только в отдельно взятом дачном поселке Вандлиц, где находились виллы партийной элиты.
Но справедливо ли считать Германскую Демократическую Республику маленькой империей зла? Среди ее граждан было немало тех, кто сторонился партии, идеологии, они не были причастны к тому, что творили власти страны.
В городе Халле находится известная психотерапевтическая клиника, принадлежащая евангелической церкви. Главный врач — доктор Ханс-Йоахим Маац, автор нескольких популярных книг. Мы с ним долго беседовали о психологическом состоянии немецкого общества.
— После того как газеты опубликовали списки тех, кто работал на МГБ ГДР, — рассказывал доктор Маац, — многие обратились к нам за помощью. Фактически они хотели исповедаться. Хотели, чтобы им помогли понять, как же они согласились работать на Министерство госбезопасности? Мы пытаемся им помочь, но для этого они должны осознать свою вину, найти ответ внутри себя. Но бывшие агенты ищут себе оправдания. Они не понимают своей вины и всё сваливают на трагические обстоятельства своей жизни. Мы нация соратников. Один поддакивал другому, каждый был частью целого. У всех за спиной большой личный опыт лжи, обмана, отчуждения. Каждый должен бы спросить себя: «Да как же я сумел так приспособиться ко лжи?» Но мало кто ощущает за собой вину. В основном перекладывают ее на других.
От каких психических расстройств страдали граждане ГДР?
— Депрессия, страх. Они боялись. Постоянно всего боялись. Они чувствовали, что на них давят, что их принуждают. Они должны были подчиняться начальнику, строго соблюдать дисциплину. Им не хватало внутренней свободы. Несколько лет жизни в таких условиях приводили к депрессии.
«В последние годы существования ГДР антифашистские заверения стали словесной шелухой, — писал Маркус Вольф. — Но антифашизм всё еще жил в искусстве, в высших учебных заведениях и в диссидентских кружках. Эти люди были убеждены в том, что в ГДР можно создать лучшую немецкую альтернативу. Трагедией было то, что они стали жертвой противоречия между социалистическими идеалами и реальной социалистической действительностью».
Заместитель министра культуры ГДР Клаус Хёпке, который в нацистские времена был членом юнгфолька — детской нацистской организации, с изумлением рассказывал мне, что в Москве крупные советские чиновники его частенько спрашивали:
— А правда, что у вас в политбюро есть евреи и полуевреи?
Клаус Хёпке отвечал:
— После Гитлера мы не задаем такие вопросы.
А восточные немцы сожалеют об исчезновении ГДР?
— Нет, — уверенно сказал мне бывший глава Союза писателей ГДР Герман Кант. — Страна неминуемо шла к концу. После исчезновения ГДР я узнал многое, о чем и не подозревал. Горько было на старости лет увидеть, сколько подлого творилось в моей стране.
Помню свою поездку в Германию в 1990-е годы.
Берлин, старая столица Германии, рождает множество ассоциаций — нацистские марши, парад вермахта, красный флаг над взятым Рейхстагом, первомайские демонстрации в Германской Демократической Республике, разрушенная стена.
