Ю. Сушко - Владимир Высоцкий. По-над пропастью
Начинается панихида, последний спектакль. Зал полон.
Открывает Любимов: «Есть древнее слою — бард. У древних галлов и кельтов так называли поэтов...» Властный, твердый голос режиссера-постановщика. Затем выступает Золотухин: «Дорогой товарищ наш, дорогой Володя...» Сторонним людям кажется, что говорит человек, привыкший произносить чужие слова и совсем не привыкший к своим. Затем говорят другие, лишь один из которых вспомнил, что «умер народный артист Советского Союза. В самом истинном смысле этого слова...».
Когда вынесли гроб, над площадью стоял вселенский плач. Без истеричных причитаний, просто слезы сами собой катились из глаз женщин и мужчин.
Был преподан сильный урок властям, думал Любимов. Они хотели побыстрее похоронить Высоцкого, и в этом смысле приравняли его к Пушкину: потихоньку, скоренько куда-то увезти... И тогда Любимов потребовал провезти гроб в автобусе мимо людей, стоящих на улице, которые не смогли проститься в театре. Люди стали бросать под колеса цветы. Машина ехала по дороге цветов. Это было признание...
Когда с фасада сняли портрет в траурной рамке, все начали скандировать:
— Портрет! Портрет! Портрет! — и кричали до тех пор, пока большая фотография Высоцкого не была вновь помещена в одном из окон второго этажа.
...Затем были поминки на Малой Грузинской, а ночью, после «Мастера и Маргариты», в театре.
После 25 июля 1980 года у Марины Влади было две заветные мечты: установить на могиле Высоцкого вместо обычного памятника вросшую в землю глыбу гранита, в которую врезался бы осколок метеорита с брызгами от него по камню. И чтобы было выбито только одно слою: «ВЫСОЦКИЙ». Это был бы памятник-символ, лаконичный, но говорил бы он гораздо больше, чем те, где хотели передать портретное сходство. По ее просьбе Вадим туманов отыскал в тайге диковинную глыбу. Но, увы...
А вторая мечта... Накануне похорон среди родни Высоцкого зашелестел шепоток, что Марина намерена увезти с собой во Францию сердце Владимира. Они не отступали от нее ни на минуту. Как утверждал Янклович, она договорилась со знакомым медиком, чтобы тот вырезал сердце прямо в реанимобиле... В общем, Организаторам похорон удалось успешно «похоронить» и эту Маринину мечту.
Ей остались только сны: «Взявшись за руки, мы летим по небу вместе с Володей. Под нами длинная аллея, багрово-коричневые с золотым отливом кроны деревьев, земля покрыта разноцветной, по-осеннему опавшей листвой. Мы оба знаем, что у этой аллеи нет конца. Там, где должна была бы закончиться, как в замкнутом круге, она начинается сначала. Он вовсе не умер. Постарел, правда. Просыпаюсь со счастливыми слезами на глазах...»
Ну, а далее... Хорошо, что всего не видел покойный. Хотя почему же не видел? Видел. Еще в 1973 году:
Не боялся ни слова, ни пут
И в привычные рамки не лез.
Но с тех пор, как считаюсь покойным, —
Охромили меня и согнули,
К пьедесталу прибив Ахиллес.
Не стряхнуть мне гранитного мяса
И не вытащить из постамента Ахиллесову эту пяту,
И железные ребра каркаса
Мертво схвачены слоем цемента, —
Только судороги по хребту.
Я хвалился косою саженью —
Нате, смерьте! —
Я не знал, что подвергнусь суженью
После смерти, —
Но в привычные рамки я всажен —
На спор вбили,
А косую неровную сажень
Распрямили.
И с меня, когда взял я да умер,
Живо маску посмертную сняли
Расторопные члены семьи,
И не знаю, кто их надоумил, —
Только с гипса вчистую стесали
Азиатские скулы мои.
Мне такое не мнилось, не снилось,
И считал я, что мне не грозило
Оказаться всех мертвых мертвей, —
Но поверхность на слепке лоснилась,
И могильною скукой сквозило
Из беззубой улыбки моей.
Я при жизни не клал тем, кто хищный,
В пасти палец
Подойти ко мне с меркой обычной
Опасались.
Но при снятии маски посмертной —
Тут же, в ванной,
Гробовщик подоит ко мне смерти
Деревянной...
А потом, по прошествии года, —
Как венец моего исправлены —
Крепко сбитый, литой монумент
При огромном скопленьи народа
Открывали под бодрое пенье, —
Под мое — с намагниченных лент.
Тишина надо мной раскололась —
Из динамиков хлынули звуки,
С крыш ударил направленный свет
Мой отчаяньем сорванный голос
Современные средства науки
Превратит в приятный фальцет.
Я немел, в покрывало упрятан, —
Все там будем! —
Я орал в то же время кастратом
В уши людям.
Саван сдернули — как я обужен! —
Нате, смерьте! —
Неужели такой я вам нужен
После смерти?!
Командора шаги злы и гулки.
Я решил: как во времени оном —
Не пройтись ли, по плитам звеня?
И шарахнулись толпы в проулки,
Когда вырвал я ногу со стонам
И осыпались камни с меня.
Накренился я — гол, безобразен, —
Но и падая, вылез из кожи,
Дотянулся железной клюкой, —
И когда уже грохнулся наземь,
Из разодранных рупоров все же
Прохрипел я похоже: «Живой!»
И паденье меня и согнуло,
И сломало.
Но торчат мои острые скулы
Из металла!
Не сумел я, как было угодно —
Шито-крыто.
Я, напротив, — ушел всенародно
Из гранита.
В последний свой год, отвечая на вопрос: «Счастливы ли вы?», Владимир Высоцкий сказал: «Я счастлив невероятно, очень...»
ЛИТЕРАТУРА
Абдулов В. Встреча со зрителями Алма-Ата, 1983.
Агамиров К В Золотухин: «Лицом к лицу» // Радио «Свобода» 27 июля
Агишева Г. И Бортник «А под своим фото Высоцкий написал «Ваня, давай подольше не пойдем к Йорику..» // Комсомольская правда. 1997. 16 янв.
Аджубей А «...И встретились вновь» // В мире книг 1987. № 3.
Акимов б, Терентьев О. Владимир Высоцкий: эпизоды творческой судьбы // Студенческий меридиан. 1988. №6—12.
Аксенова Г. Театр на Таганке: 68-й и другие годы // Библиотека «Огонек». 1991. № 5.
Александров Н. М. Розанова: «Среди его любимых учеников был Высоцкий» // Известия. 2005. 1 окт.
Алексеев В. К. Казанский: «Высоцкий в Париже» // Русская Мысль (Париж). 2000. 27 июля. № 4328.
Алексеев В. К Казанский: «Пойте, цыгане!» // Независимая газета. НГ-Антракт. 2003. 11 апр. № 13 (56).
Алексеева Т. Из-за чего ссорятся актеры // Моя семья 2007. №24 (359).
