Константин Ковалев-Случевский - Юрий Звенигородский. Великий князь Московский
Брат же убоги, видя, что брат ево пошел на него бити челом, поиде и он за братом своим, ведая то, что будет на него из города посылка, а не ити, — ино будет езд[9] приставом платить.
И приидоша оба до некоего села, не доходя до города. Богатый прииде начевати к попу того села, понеже ему знаем. Убогий же прииде к тому же попу и, пришед, ляже у него на полати. А богатый нача погибель сказывать своей лошади, чего ради в город идет. И потом нача поп з богатым ужина-ти, убогова же не позовут к себе ясти. Убогий же нача с полатей смотрети, что поп з братом его ест, и урвася с полатей на зыпку и удави попова сына до смерти. Поп также поеде з братом в город бити челом на убогова о смерти сына своего.
И приидоша ко граду, иде же живяше судия. Убогий же за ними же иде. Поидоша через мост в город. Града же того некто житель везе рвом в баню отца своего мыти. Бедный же веды[10] себе, что погибель ему будет от брата и от попа, и умысли себе смерти предати, бросися прямо с мосту в ров, хотя ушибьтися до смерти. Бросяся, упаде на старого, удави отца у сына до смерти; его же поимаше, приведоша пред судию. Он же мысляше, как бы ему напастей избыти и судии что б дати. И ничего у себе не обрете, измысли, взя камень и, завертев в плат и положи в шапку, ста пред судиею. При-несе же брат его челобитную на него исковую в лошеди и нача на него бити челом судии Шемяке.
Выслушав же Шемяка челобитную, глаголя убогому: «Отвещай!» Убогий же, не веды, что глаголати, вынял из шапки тот заверчены камень, показа судии и поклонися. Судия же начаялся[11] что ему от дела убоги посулил, глаголя брату ево: «Коли он лошади твоей оторвал хвост, и ты у него лошади своей не замай до тех мест[12], у лошеди выростет хвост. А как выростет хвост, в то время у него и лошадь свою возми».
И потом нача другий суд быти. Поп ста искати смерти сына своего, что у него сына удави. Он же также выняв из шапки той же заверчены плат и показа судие. Судиа же виде и помысли, что от другова суда други узел сулит злата, глаголя попу судия: «Коли-де у тебя ушип сына, и ты-де атдай ему свою жену попадью до тех мест, покамест у пападьи твоей он добудет ребенка тебе. В то время возми у него пападью и с ребенком»,
И потом нача трети суд быти, что, бросясь с мосту, ушиб у сына отца. Убогий же, выняв заверчены из шапки той же камень в плате, показа в третие судие. Судия же начался, яко от третьего суда трети ему узол сулить, глаголя ему, у кого убит отец: «Взыди ты на мост, а убивы отца твоего станеть под мостом, и ты с мосту вержися сам на его, такожде убий его, яко же он отца твоего».
После же суда изыдоша исцы со ответчиком ис приказу. Нача богаты у убогова просити своей лошади, он же ему глагола: «По судейскому указу как-де у ней хвост выростеть, в ту-де тебе пору и лошадь твою отдам». Брат же богаты даде ему за свою лошадь пять рублев, чтобы ему и без хвоста отдал. Он же взя у брата своего пять рублев и лошадь его отда.
Той же убоги нача у попа просити попадьи по судейскому указу, чтоб ему у нее ребенка добыть и, добыв, попадью назад отдать ему с ребенком. Поп же нача ему бити челом, чтоб у него попадьи не взял. Он же взя у него десять рублев.
Той же убоги нача и третиему говорить исцу: «По судейскому указу я стану под мостом, ты же взыди на мост и на меня тако ж бросися, яко ж и аз на отца твоего». Он же раз-мишляя себе: «Броситися мне — и ево-де не ушибить, а себя разшибьти». Нача и той с ним миритися, даде ему мзду, что броситися на себя не веле.
И со всех троих себе взя.
Судиа шь выела человека ко ответчику и веле у него показанние три узлы взять. Человек же суднин нача у него показанныя три узла просить: «Дай-де то, что ты из шапки судие казал в узлах, велел у тебя то взята». Он же выняв из шапки завязаны камень и показа. И человек ему нача говорить: «Что-де ты кажеш камень?» Ответчик же рече: «То судии и казал». Человек ему нача его вопрошати: «Что то за камень кажешь?» Он же рече: «Я-де того ради сей камень судье казал, кабы он не по мне судил, и я тем камнем хотел, его ушибти».
И пришед человек и сказал судье. Судья же, слыша от человека своего, и рече: «Благодарю и хвалю бога моего, что я по нем судил: ак бы я. не по нем судил, и он бы меня ушиб». Потом убогий отыде в дом свой, радуяся и хваля бога. Аминь.
ЗАВЕЩАНИЕ — ДУХОВНАЯ ГРАМОТА КНЯЗЯ ЮРИЯ ДМИТРИЕВИЧА
Данная грамота (следуя ее тексту) написана в те времена, когда Юрий Дмитриевич был еще удельным князем и получил уже от хана ярлык на Дмитров. Есть разные предположения о времени ее написания. Например, от конца июня 1432-го до 25 апреля 1433 года (Л. А. Зимин). Или другое, более уточненное, — февраль 1433 года (Н. В. Черепнин). Последнее утверждение основывается на следующих аргументах. В грамоте упоминается о том, как Юрий получил от ордынского хана ярлык на Дмитров, значит, он не мог составить завещание ранее 1432 года. При этом он не обращается к великому князю Василию Васильевичу, а также упоминает духовные грамоты Василия Дмитриевича, что означает явный разрыв отношений, который произошел именно в феврале 1433 года.
Имея разные мнения, мы, однако, сегодня можем только предполагать. Ясно, по крайней мере, одно: Юрий Звенигородский еще не был в этот момент великим князем и, видимо, не помышлял об этом, иначе не стал бы составлять этот «удельный» вариант завещания. Он вполне мог просто ощущать, что в результате обострения отношений с Василием Васильевичем в это время и продолжения некоторых военных действий события могут привести к его же собственной гибели. Да и возраст уже давал о себе знать. Ведь светский человек под 60 лет по тем временам был уже весьма пожилым. Всё это требовало подумать о наследниках.
К сожалению, как мы уже говорили в главке «Наследие князя Юрия Дмитриевича», мы ничего не знаем о его завещании как великого князя. Да и вообще — существовало ли оно? Такой документ был очень важным подспорьем для дальнейшей борьбы за власть. Благодаря ему, быть может, и продолжалась война между сыновьями Юрия и Василием Темным.
Если такая духовная грамота все-таки была, то где же она? Почему ее нет в архивах? Хотя можно легко предположить (и мы уже об этом также говорили), по какой причине это могло произойти. Повторим вновь эти причины: то ли князь Юрий скончался скоропостижно, неожиданно (отравлен?) и не успел составить окончательного завещания как уже великий князь Московский, то ли данная грамота была уничтожена позднее, как самый опасный документ, который мог пошатнуть власть прямых потомков Василия Дмитриевича. Духовная великого князя Юрия становилась юридическим основанием для низвержения власти Василия Васильевича или всех его детей или преемников. Такой документ вполне мог быть в дальнейшем просто «стерт из истории».
