Грэм Робб - Жизнь Бальзака
После июля 1849 г., когда стало окончательно ясно, что, выйдя за Бальзака, Эвелина потеряет имение, Бальзак как будто оставил всякую надежду вернуться в Париж женатым человеком; но дату его возвращения все время переносили. Матери давались убедительные объяснения. В октябре еще не улежался снег для путешествия в санях, затем зима была слишком мягкой; но в феврале 1850 г. его отъезд отложили снова. Сначала «в Галиции полно шаек вооруженных бандитов, которые грабят путников средь бела дня»1186; затем – еще не закончилась оттепель. Отъезд был перенесен на апрель. Но истинной причиной задержек, которая в конце концов ускорила его брак, стало стремительное приближение Бальзака к смерти.
Последние полтора года жизни Бальзака – время, когда причины непонятны, следствия очевидны, а главную роль, к сожалению, все больше играет тело. Угасание автора «Человеческой комедии» было всеобъемлющим: бронхит, какое-то «воспаление головы», воспаление желудка, воспалительное поражение глаз, перитонит, рожистое воспаление. Почти все лечившие Бальзака врачи видели главную сложность в гипертрофии сердца – его и без того большое сердце увеличилось в размерах. Причины видели в переутомлении, повышенном давлении, атеросклерозе, даже сифилисе, что возможно, но недоказуемо1187. Самым верным, добросовестным и неопределенным можно считать диагноз доктора Накара, который «вел» Бальзака с 1815 г.: «Застарелая болезнь сердца, зачастую отягощенного работой по ночам и употреблением, точнее, злоупотреблением кофе, к которому он пристрастился, чтобы противостоять естественной склонности человека ко сну, недавно приняла новый, роковой оборот»1188. Единственный диагноз, способный охватить все симптомы, основан на гипотезе самого Бальзака о том, что у людей ограниченный запас жизненных флюидов, которые убывают с каждым их новым поступком и желанием. С таким диагнозом согласился сам доктор Накар: подобно Рафаэлю де Валантену, Бальзак страдал от преждевременной старости.
Для человека с энергией Бальзака симптомы оказались катастрофическими: ему стало трудно дышать, появились проблемы с кровообращением. Он страдал от потери аппетита и общего изнеможения. Как обычно, он подробно информировал о своем состоянии сестру Лору. В июне 1849 г. он перенес «ужасный приступ» со рвотой и галлюцинациями, как будто принял гашиш: «Голова моя весила миллион килограммов; целых девять часов я не в состоянии был шевельнуть ею; затем, когда я попробовал повернуть голову, начались страшные боли, которые можно описать, только если уподобить мою голову куполу собора Святого Петра, а боли – эху под куполом»1189. Проведя в постели двенадцать дней, он решил – любопытный выбор образа, – что «мятеж», который поднял его «превосходный темперамент» на борьбу с болезнью, увенчался благополучным исходом. Болезнь была пролетариатом, а тело, на которую она нападала, – аристократией. Еще один приступ он перенес в октябре; на сей раз лихорадка продолжалась тридцать четыре дня; к воспалению присоединились первые зловещие признаки водянки (отека). В январе 1850 г. Бальзак снова провел десять дней в постели; «но дамы, по своей восхитительной доброте, составляли мне компанию и не морщились, когда я плевался, что было похоже на рвоту при морской болезни»1190. Несмотря на изматывающий рецидив, они с Эвелиной решили, что путешествия полезны для здоровья больного. Бросив вызов холодным ветрам и стаям волков, которые набрасывались на лошадей, они в конце января посетили ежегодную Контрактную ярмарку в Киеве. Бальзак двадцать дней томился в гостиничной постели с «самой чудовищной простудой, какая была у меня в жизни»1191. Даже свою болезнь он описывает со свойственной ему энергией; трудно не прийти к выводу, что отчаянное желание выздороветь также приближало его смерть: «При каждом желании я буду убывать, как твои дни…»
К сожалению, гораздо легче узнать, какое Бальзак получал лечение, чем установить главную причину его смерти. Врачом в Верховне был медицинский динозавр по фамилии Кноте. «Подобно многим гениям, – писал Бальзак, демонстрируя неистощимый оптимизм, – он почти не испытывает любви к искусству, которым занимается, и практикует очень неохотно»1192. Необъяснимая тяга доктора Кноте к народным средствам и отсутствие профессионального рвения превращают его почти в двойника блестящего доктора Мозеса Альперсона из «Посвященного». Для Бальзака тайные порошки, сырая капуста и лимонный сок натощак, выписанные для лечения сердца, были каким-то образом связаны с древними тайнами Востока. Поэтому он предпочитал их более современным методам врачевания сына Кноте. На выбор лечения, несомненно, повлиял диагноз последнего, который говорил о стремительном и необратимом угасании1193. Некоторое представление о методах Кноте можно получить из письма к Лоре в ноябре 1849 г. – единственный раз, когда Бальзак на время забывает о своей сильной любви к животным. Вот как лечили подагру по методу доктора Кноте:
«Через день она (Эвелина Ганская. – Авт.) опускает ноги в свежезабитого поросенка; его внутренности должны еще дрожать, когда туда попадают ноги. Не мне тебе рассказывать, как ужасно кричит поросенок, не понимая, какой почести он удостоился… Поросята, изобилие пилюль и адские зелья достигли чудесных результатов; но лучшим лечением будет перемена климата, моцион и ежегодные поездки на воды в Баден-Баден»1194.
Бальзак часто писал об исчезновении средневековых гомеопатических средств и о надменном знахарстве современной медицины1195; но он же называл свои произведения «умозрительными»1196. Трогательно наблюдать за тем, как он предпочитает более земные и надежные методы лечения, коль скоро речь заходит о здоровье Эвелины.
Догадывались ли они, что смерть близка? Говорили ли об этом? Неизвестно, но именно в то время Эвелина согласилась выйти за него замуж. Причины и мотивы ее согласия остаются неясными. Единственный важный факт —Эвелина стала женой Бальзака за пять месяцев до его смерти – иногда вырывают из контекста, трактуют с точки зрения женоненавистничества и шовинизма. Имеется в виду, что Ганская действовала из циничного своекорыстия. Даже при худшем завещании на свете последнее совершенно невероятно. Оставив имение Анне – ее решение Бальзак называет «героическим»1197, – Эвелина увеличивала вероятность того, что все ее имущество перейдет родственникам со стороны мужа или царю. Она получала единственное преимущество: возможность жить в Париже. Но и разрешение на выезд во Францию утрачивало свою привлекательность после революции и после того, что она узнала о родственниках будущего мужа. Если Оноре умрет, она останется одна на улице Фортюне – в долгах, в обществе чужих слуг и властной, назойливой свекрови. И сколько еще скелетов ждет ее в семейном шкафу Бальзаков?
