А. Шеллер - Джироламо Савонарола. Его жизнь и общественная деятельность
Прошло несколько месяцев, и монастырем св. Креста, бывшим в натянутых отношениях с монастырем св. Марка, было получено послание папы, приказывающее препроводить в Рим “некоего Джироламо”, распространяющего ложные учения. Затем явилось третье послание папы, запрещавшее Савонароле проповедовать. Теперь дело шло уже не о борьбе на почве политики, а на почве религиозных воззрений: Савонарола являлся еретиком. Как было тут бороться против папы? Один из кардиналов Сан-Пьер, взошедший потом на папский престол под именем Юлия II, уже давно проповедовал о необходимости созвания собора, так как папа Александр VI достиг престола подкупом. Карл VIII, к которому кардинал Сан-Пьер обращался с требованием созвания собора, был согласен, что следует созывать собор. Савонарола ухватился за эту мысль и тоже вступил с Карлом VIII в переписку по этому делу. Больной, озабоченный несчастиями, постигнувшими в это время его горячо любимую им семью, лишенный права проповедовать, Савонарола не без тяжелого чувства узнал, что “беснующиеся” готовятся справить карнавал 1496 года так, как справлялись карнавалы при Медичисах, когда разгулу, беспутству и цинизму не было пределов. Бороться против карнавальных распутств пробовали многие, но все попытки оставались безуспешными. Странным образом карнавал сделался особенно дорогим для детей и подростков: они бесцеремонно загораживали большими жердями улицы, нагло требуя отступных денег от веселящейся толпы, проматывали эти деньги в кутежах к вечеру, вечером зажигали огни на площадях, плясали и пели вокруг костров и в конце концов начинали сражаться бросаньем каменьев, причем бывали всегда и убитые. Все это может показаться почти невероятным, если мы не напомним, что во Флоренции “детьми” назывались молодые люди почти до двадцатилетнего возраста. Савонарола предпринял “преобразование детей”, видя в них будущих граждан, которым придется поддерживать созданную им республику. Не отменяя карнавала, он превратил его в духовное празднество: на перекрестках, где дети загораживали путь жердями, воздвигались маленькие алтари, у которых дети собирали по-прежнему деньги, но эти деньги должны были идти не на кутеж, а на бедных. Вместо грязных песен для детей составлялись духовные гимны, написанные самим Савонаролой, принявшимся снова за стихи, и поэтом Джироламо Бенивиени. Чтобы ввести больший порядок в дело, Савонарола поручил своему товарищу Доменику собрать детей и назначить из их среды предводителей, которые и отправились к сеньории объяснить затеянное предприятие. Поощренные сеньорией и гордые своим избранием, подростки серьезно принялись за дело. Хотя карнавал был по обыкновению довольно шумным, но уже ребятишки не кутили и не дрались каменьями, собрав до трехсот дукатов на бедных. В последний день карнавала устроена была процессия из детей, которых было до десяти тысяч: они пели гимны и направлялись к собору, чтобы вручить “попечителям” бедных собранные деньги. Массы народа собрались поглазеть на невиданное зрелище; большинство ликовало, прославляя новую затею Савонаролы.
В Риме нашлись люди, выхлопотавшие между тем у папы позволение Савонароле снова проповедовать. Один доминиканец, которому папа поручил рассмотреть проповеди Савонаролы, даже пришел к тому заключению, что эти проповеди не только не следует запрещать, но нужно дать за них проповеднику звание кардинала. Папа принял совет и через одного посланца-доминиканца предложил Савонароле кардинальский чин, “если он изменит тон своих проповедей”. Это была новая ловушка папы-предателя. Савонарола был так возмущен предложением, что мог сказать посланцу папы одно:
– Приходите на мою следующую проповедь, и вы услышите мой ответ Риму.
Нелегко было добраться теперь в собор на проповедь Савонаролы: не только церковь наполнялась слушателями, но кругом нее был выстроен высокий амфитеатр, наполнявшийся сплошь почти исключительно детьми и подростками, которые являлись теперь постоянными слушателями Савонаролы и к которым он часто стал обращаться в проповедях, заботясь о воспитании новых людей для нового государства. Далеко не в безопасности, окруженный вооруженными приверженцами, пробирался он к собору, так как его уже намеревались убить “беснующиеся”, и носились слухи о подосланных к нему Людовиком Сфорцей убийцах. В первой же проповеди он высказал мысль, что догматы церкви непогрешимы, но что можно и даже должно не исполнять произвольных приказаний высших, если эти приказания противоречат христианской любви Евангелия. Это учение есть учение католической церкви, Фомы Аквината и других ее учителей и пап. Вот почему он и не слушает того, что противоречит христианской любви и Евангелию. Зная, что его отъезд из города, нуждающегося в нем, будет гибелен, он не выехал бы из города ни по чьему приказанию. Его заставили молчать, и он исполнил приказание, хотя оно было издано под влиянием лживых слухов и изветов. Но, видя, что добрые теряют энергию, что злые становятся смелее, а дело Господне гибнет, он принял решение во что бы то ни стало вернуться на свое место. Заканчивая проповедь, он обратился к юношам, говоря, что они счастливы тем, что развиваются во дни свободы, что они не испорчены тиранией, что они привыкнут к готовящейся им роли правителей. Его проповедь была как бы программой для следующих проповедей. Во второе воскресенье великого поста, вступив на кафедру, Савонарола начал проповедь со слов пророка Амоса: “Слушайте слово сие, телицы Васанские, которые на горе Самарийской, – вы, притесняющие бедных, угнетающие нищих, говорящие господам своим: “Подавай, и мы будем пить”. “Кто эти телицы? – спрашивает он и отвечает. – Эти жирные телицы – блудницы Италии и Рима. Тысячи их можно насчитать в Риме, десять тысяч, сорок тысяч и то мало! В Риме этим ремеслом занимаются и мужчины и женщины”. Страстно громя пороки и обличая лицемерие, он заметил: “Вы испорчены вконец в речах и в безмолвии, в бездействии и в бездеятельности, в вере и в безверии”, и главным образом напал на внешний блеск, на церемонии, на тщеславие церкви, лишенной истинной религиозности. “Почему, – говорит он, – когда я прошу десять дукатов на бедных – ты не даешь, когда же я прошу сто дукатов на часовню Сан-Марко – ты даешь? Потому, что в этой часовне ты желаешь повесить свой герб”. Опять он пророчил Италии гибель, если не обновится церковь, не обновятся люди. В последних проповедях этого времени, когда происходили выборы в большой совет, он снова коснулся политики, призывал народ поддерживать большой совет и остерегаться возвращения Петра Медичи. Обращаясь почти каждый раз между прочим к детям в проповедях этого времени, Савонарола в Вербное воскресенье устроил особую процессию детей, которой должны были открыть “Monte di pieta”. Держа в руках распятие, он обратился на площади к народу со словами:
