Теодор Гладков - Артур Артузов
– Поль возил меня к Сергею Михайловичу, а потом на Чистые пруды, на переговоры с членами какой–то организации, – созналась она на первом же допросе Артузову.
– Адрес Сергея Михайловича?
– Убейте, не помню. Это было вечером, кругом темно. Дом, в который мы зашли, не запомнила. Второй дом тоже не помню.
Артузов по–своему понял значение слов «не помню». «Хитрит, увивается или хочет ввести нас в заблуждение?» Он продолжал допросы Петровской, выясняя все новые и новые стороны ее жизни. Эта уже не первой молодости женщина имела сына, который тоже работал в штабе 7–й армии. Он снабдил Дюкса поддельным удостоверением на имя работника штаба Александра Банкау. Похоже, Петровская действительно питала какие–то чувства к Дюксу и, возможно, была оскорблена его мужским непостоянством и бегством без предупреждения и прощания. И все же главное, что их связывало, – это политическая борьба против советской власти. У Петровской было время подумать, как вести себя на следствии. Однажды (это было уже в феврале 1920 года) Петровская сама предложила Артузову:
– Хорошо бы съездить на Чистые пруды, возможно, я нашла бы дом, в котором мы были с Полем. А хозяина я запомнила, если встречу – узнаю сразу, зовут его Николай Петрович или Николай Николаевич. У него есть премилень–кая собачка, белый шпиц.
Предложение Петровской было заманчивым, но и рискованным: она могла пройти мимо владельца собачки, «не узнав его», и тот бы сразу все понял. Однако Артузов почувствовал, что появился хоть и маленький, но шанс, зацепка, и был доволен, что в ходе допросов Петровской проявил выдержку и такт, чтобы не восстановить ее против себя, а тем самым и против следствия в целом. Он решил рискнуть.
В тот же вечер, примерно в то время, когда владельцы собак выгуливают своих питомцев, Петровскую на автомобиле привезли на Чистые пруды. Они медленно ехали вдоль бульвара, оглядывая гуляющих. На втором круге Петровская тронула плечо шофера:
– Остановите! Вот он! Видите, прогуливается с собачкой? Владельца белого шпица задержали. Им оказался член коллегии Главтопа профессор Николай Николаевич Вино–градский. На первом допросе он категорически отрицал свою связь с Дюксом, возмущался: мол–де задерживают и допрашивают честного человека. Контрразведчикам было над чем задуматься. Может, Петровская, чтобы выиграть время и направить следствие по ложному пути, решила просто скомпрометировать советского работника? Тогда придется немедленно освободить Виноградского и принести ему извинения. Но слишком уж много совпадений: именно на Чистых прудах очутился человек именно с белым шпицем, а не с собакой какой–нибудь другой породы. К тому же по имени Николай, по отчеству Николаевич…
– Может быть, вы ошиблись и это не он? – в который раз переспрашивал Артузов Петровскую, веря и не веря в возможность столь многочисленных – по трем признакам! – совпадений.
– Он, – настаивала Петровская. – У меня хорошая память на лица, я не могла ошибиться. Помнится, показав Полю какие–то бумаги, он засунул их за картину, которая висит в его кабинете. Загляните туда, возможно, они еще там.
Никаких бумаг за картиной не оказалось. Был лишь пустой конверт с надписью «Сергею Михайловичу». Все встало на свои места. Петровская говорила правду, раньше она уже называла это имя и отчество.
– Посмотрите на конверт и назовите фамилию адресата, – обратился Артузов к Виноградскому.
Профессор вздрогнул, лицо его побледнело. Он понял, что изобличен, и… назвал фамилию одного из руководителей Совета общественных деятелей и Тактического центра – Сергея Михайловича Леонтьева. Затем Виноградский сознался, что был связан с резидентом английской разведки Дюксом.
На очередном допросе арестованный рассказал о записке, в которой давалась подробная характеристика различных сторон государственной и общественной жизни советской республики, составленной Центром для информации стран
Антанты, а также о встречах руководителей организации с приезжавшим нелегально в Москву начальником деникин–ской разведки полковником В. Д. Хартулари и с другими белогвардейскими эмиссарами.
Артузов лишний раз убедился в том, что не существует сколь–либо серьезной контрреволюционной организации, которая не была бы связана со спецслужбой того или иного империалистического государства.
Вернемся к сентябрьским дням 1919 года. Щепкин арестован, но Алферов еще оставался на свободе.
Минула еще одна бессонная ночь. Артур Христианович вышел на улицу, чтобы подышать свежим воздухом, окунуться в шум центра города, а заодно обдумать детали того дела, которое ему поручено. По мнению Дзержинского, их работа – не ремесло, а искусство. Им приходится иметь дело с людьми очень разными, следовательно, нужно быть тонким психологом. Руководители ВЧК придают огромное значение самостоятельности работников, их инициативе и решительности, но при условии жесткого соблюдения правила: «Делайте по–своему, но будьте ответственны за результат».
Артузов полностью разделял их мнение. Вот и сейчас, несмотря на очевидность первого успеха, Артузов не забывал, что в Москве еще действует военная заговорщическая организация. О ней на допросе рассказал окружной инспектор всевобуча Павел Маркович Мартынов, арестованный в числе прочих в засаде на квартире Щепкина.
Контрразведчики уже знали, что существует штаб Добровольческой армии Московского района. Предстояло выяснить, кто им руководит. Время подгоняло. До назначенного срока вооруженного мятежа оставались, возможно, счита–ные дни. Тула, правда, не была взята Деникиным, но положение было по–прежнему серьезным.
Другие люди на месте руководителей ВЧК, может, стали бы себя успокаивать предположением, что заговорщики, напуганные арестом Щепкина, откажутся от своих замыслов и постараются исчезнуть или на время затихнуть. Но Дзержинский, обсудивший с Менжинским обстановку в Москве, исходил из обратного: провал гражданского лидера лишь подтолкнет накаленных ожиданием офицеров к решительным действиям. Обреченные на гибель, они могут наделать много бед. Захват столицы, пусть даже на считаные часы, дал бы в руки Деникину сильнейшие политические и военные козыри. Надо было во что бы то ни стало упредить врагов.
Арест Щепкина действительно всполошил остальных руководителей Национального центра, особенно военных из штаба Добровольческой армии Московского района. Они срочно собрались в квартире Алферова, которую чекисты не успели взять под наблюдение, хотя о ней знали из показаний Крашенинникова («…на всякий случай мне дали адрес Алферовых, содержателя и директора гимназии») и из сообщения учительницы Дзержинскому, которой показалось подозрительным поведение директора школы. Чтобы усыпить бдительность соседей, Алферовы распустили слух, будто у них тезоименитство и, возможно, к ним заглянут на чашку чая друзья, ответственные советские работники. (Последнее было чистой правдой – почти все собравшиеся, действительно, были людьми, занимавшими высокие посты.) И вот первый гость. Условный стук – в прихожую вошел начальник артиллерийских курсов Миллер, одетый в кожанку, с маузером в коробке–прикладе на боку. В этой квартире он был своим человеком. Миллер быстро разделся и направился в гостиную. Поклонившись хозяйке и выпив с ее разрешения рюмку водки, он стал ожидать прихода остальных гостей.
