Микола Садкович - Повесть о ясном Стахоре
- Да это ж тот самый жабрак, с которым встретились во время пожара, два года назад! Вон оно что... Оказывается, он тут за старшего. Его-то нам и надобно.
Побочь со старшим сидели одетый в длинную неопределенного цвета рубаху седоусый слепец и рыженькая девочка, лет семи-восьми, - вероятно, поводырь. За ней бледнолицый горбун, еще какие-то калеки, рассмотреть которых Савва не успел.
Наполнив кружку вином, старший поднялся на ноги. Все затихли, приготовившись слушать. Старший с улыбкой обвел взглядом собратьев и, остановившись на одном, поклонился:
- Виншую вельможного пана, высокородного шляхтича Якова!
Маленький косоглазый Яков, одетый в выгоревший на солнце подрясник, видно, не ожидал приветствия. Не успев проглотить кусок пирога, он вскочил, громко икнул и, торопясь ответить, подавился. Выпучив глядящие в разные стороны глаза и разводя руками, он с трудом произнес:
- Дзяк... дзяк... кх... кх... э... э...
Этого Стахор не смог выдержать. Громко засмеявшись, он показался из-за ствола дерева.
- Чужой! - испуганно крикнула девочка-поводырь.
Стахор прыгнул назад, к отцу, намереваясь скрыться.
- Стой! - властно остановил его старший.
Теперь Стахора видели все. Его и шагнувшего к нему из-за дерева Савву.
Жабраки смотрели на нежданных гостей удивленно и недоверчиво.
Каждый из них знал, как нехорошо показываться на людях нетрезвому. Жабраки, лирники, старцы должны были соблюдать духовную чистоту, вести образ жизни строгий, чтобы не уронить особого звания в глазах простолюдинов. Пьяный, загулявший старец - было явление редкое и для народа отвратительное. Вот почему, собираясь в дни праздников на братскую пирушку, жабраки уходили далеко от селений либо искали такое уединенное место, где глаз постороннего не мог бы видеть их человеческую слабость. Ну, а если случалось оказаться нежданному гостю, тогда сделать надобно так, чтобы он и сам выглядел не лучше.
Покинув круг, к Савве подошел старший. Некоторое время он молча, прищурив глаза, смотрел то на Савву, то на Стахора, потом поклонился и тихим добрым голосом попросил:
- Кали ласка, до нас, просим почастоваться.
- Просим, кали ласка, - вслед за ним повторили старцы.
- Кх... кх... - снова закашлялся подавившийся косоглазый; сосед стучал кулаком по его спине.
Точно так же, как перед тем сделал разносчик, старший жабрак погладил Стахора по голове и проговорил:
- Подрос, и не узнать... запамятовал, звать-то как?
- Стах - всем панам на страх, - ответил Савва.
Старший улыбнулся, кивнул Савве и, обняв Стахора за плечи, подвел к компании. Жабраки освободили гостям место, наполнили кружки, подвинули куски. Все было так, словно пришельцы отдали свою долю для общей пирушки. Только девочка-поводырь, спрятавшись за спину деда, косо поглядывала на незнакомцев.
И Стахору и Савве хотелось есть. Но Стахор не смел протянуть руку к еде раньше, чем предложит ему отец, а Савва, хотя и знал, к кому он шел в город Лиду, глядя на плоды подаяний, побывавшие в нищенских торбах, на мгновенье подумал, что, приняв участие в этой трапезе, он как бы сам становился человеком, живущим выпрошенной милостынью. Это колебание гостя не ускользнуло от старшего.
- Ешьте, не смущайтеся, - сказал он, выбирая ячменную лепешку получше и протягивая ее Стахору, - грешно только от злодеев брать.
- А то честный хлеб, - добавил седоусый слепец, - людской добротой посеянный, чистой слезой помытый, да за наши молитвы от души нам даденый.
Савва поднял кружку и весело спросил:
- Как величать мне вас, добрые люди? Слыхал, вы тут князья да маршалки, а мы люди незнатного рода. Путники простые... Пришли издалека.
- Не смейся над нами, - с легким укором прервал его старший. - Откуда пришли вы и какого роду, того мы не пытаем. А ты вот что пойми: все нас величают жабраками, старцами и убогими, и никто на этом свете не шанует. А тут, где мы собрались сегодня, жили князья да ханы татарские. Чем заслужили они славу свою и почет? Наши батьки ее им сложили, да своим потом-кровью полили... Оглянусь, пусто кругом...
- Пусто... - повторил слепец.
- Где те князья, что люди им до земли кланялись? - продолжал старший. Будут ли на том свете опять пановать, людей притеснять? Нет, не будут!
- Не будут! - повторили теперь уже несколько старцев.
- А мы, как сказано о том в евангелии, на том свете будем самыми знатными, бо на этом нужду терпели великую, а зла никому не чинили. Когда же мы там соберемся - один бог ведает, вот мы теперь, вместе встретившись, сами себя шануем и греха в том не видим.
- Греха в том не видим, - как эхо, отозвался слепец.
Эта несложная жабрацкая хитрость, придуманная ради видимости счастья на этом свете, тронула Савву. Он поднялся и, поклонившись старцам, серьезно сказал:
- Дозвольте и мне, высокородные паны и братья, повиншавать вас и пожелать доброго часу и на том и на этом свете!
- Дай, боже! - ответили старцы и вслед за Саввой опорожнили кружки.
Заставили выпить и Стахора.
В первый раз отведал вина малый Стах. Было ему от роду всего десять лет. Как ни силен был хлопец, а вино сильней оказалось. Стало все Стахору смешно. И князья в жабрацкой одежде, и рыжая девочка-поводырь, и захмелевшие калеки, поющие под аккомпанемент слабозвучных цимбал.
Стахор решил, что он совсем взрослый и, не стесняясь, запел вместе со старцами:
Уже солнце на заходе, спати не ложуся,
До споведи не готовый, богу не молюся.
Кажуть люди, что я умру, а я хочу жити,
Покуль жить на гэтом свете, мушу согрешити...
Слова песни были грешны и непристойны. Не зная их смысла, Стахор пел звонким, радостным голосом, выделяясь среди нестройного хора нищих.
Покуль жить на гэтом свете, мушу согрешити...
Опьяневшие жабраки подзадоривали мальчика и с хохотом падали на траву, слушая, как он старательно выпевал непозволенные слова. Смеялся вместе с ними и Стахор. Косоглазый обнял его за плечи и поцеловал в лоб мокрыми, пьяными губами.
- Детка моя, - лепетал он, - с нами пойдем... пойдем во святой Киев-град, ко пещерам апостольским, ко вратам златым...
- За грехи наши Иисусу помолился... посох тебе и торбу свою отдам, песням духовным обучу. Как хорошо!
Из его раскосых глаз текли умильные слезы.
- Хорошо! - согласился Стахор.
- Пойдем, детка, братик мой! - повторял косоглазый.
- Пойдем! - твердо ответил Стахор и тут же стал искать глазами отца, словно собираясь сообщить ему о своем решении. Отца не было Стахор оттолкнул лезшего целоваться косоглазого и вскочил на ноги.
- Где татка мой?!
- Тихо, тихо! - погрозил ему пальцем горбун. - Гуляй, хлопчик, татка зараз придет... гуляй.
