Григорий Ревзин - Николай Коперник
Но знай: мир, сотворенный из четырех эссенций, — бренный мир. Все в нем подвержено рождению и гибели, в нем нет ничего вечного. Всякая живая тварь, старясь и испуская дыхание, теряет, один за другим, внутренний огонь, внутренний воздух и воду и обращается в прах и тлен.
В этом земном мире повсюду царствует прямое движение. Подыми камень, отпусти его, и он линией прямой, как струна, упадет наземь. Так же прямо полетит и стрела, выпущенная из лука. И птица, и звук голоса — все стремится здесь, на Земле, двигаться по прямой линии.
Погляди теперь ввысь. Вот Луна — ночная красавица. Если бы обладал ты крыльями и попытался полететь к ней, твой путь преградила б непроходимая завеса четвертой земной эссенции — огня. Напрасно пытаться найти проход. Всюду вокруг Земли ты встретишь плотное, невидимое отсюда, но вездесущее пламя. Рубеж между земным, подлунным миром и миром пятой эссенции непроходим.
Если бы смертный мог все же проникнуть за огненную завесу, перед ним предстала б вселенная, ни в чем не похожая на Землю. Это царство квинтэссенции — пятой эссенции, эфира. Там неведомы ни рождения, ни смерти, ни изменения, ни вес. Луна, Солнце, планеты и звезды сотканы из нетленного, извечного, невесомого эфира.
И вот, мой мальчик, уразумей истину истин: в мире эфира царствует движение равномерное и круговое. Движение светил не знает ни начала, ни конца, ни ускорения, ни замедления. Оно замкнуто в совершенной окружности. Ты и сам видишь, как обращаются вокруг Земли звезды, Луна, Солнце — каждый день описывают они вокруг нее окружность, как бы начертанную циркулем искуснейшего геометра.
Ты хочешь понять, как устроен мир небесных светил? Ответ найдешь y великого эллина Птолемея. Двенадцать веков астрономы идут по его стопам, ничего не упуская и ничего не добавляя к его учению, ибо оно совершенно! Мудрейший из людей жил в Александрии Египетской. Всю жизнь он изучал небо. За долгий, самозабвенный труд всевышний наградил его даром прозрения. Птолемей увидел машину вселенной такою, как она есть, какою создал ее творец. И он поведал нам о том в своем «Алмагесте» — кладезе премудрости для всякого, кто хочет познать устройство мира эфира, мира квинтэссенции.
Погляди на то, что я нарисую. Вот эта точка — Земля. А вокруг нее я черчу, одну в другой, восемь окружностей. Первая из них — круг Луны; вторая — круг планеты Меркурия. Ты не видал этой звезды. Здесь, на севере, ее и нельзя увидеть. Слишком светлы сумерки, слишком долог рассвет. Меркурий сокрыт в лучах Солнца. Я хорошо видел его в Италии, да и то лишь раз. Третья окружность — круг знакомой тебе Венеры. Четвертая — Солнца. Ты еще не успел разглядеть, что и оно движется среди звезд. Пятая — круг Марса, шестая — Юпитера, седьмая — Сатурна. Я назвал все кочующие среди звезд небесные светила — большие и малые. Им принадлежат семь кругов. А восьмая из начертанных мною окружностей — круг неподвижных звезд, самых далеких из видимых человеком, знающих лишь суточный оборот вокруг Земли…
Каноник замолчал, колеблясь, продолжать ли. Он стоял у порога логической трудности. Ему предстояло рассказать мальчику об осложнениях в столь стройной и простой системе небесных обращений. Но Николай сам вывел Водку из раздумья:
— В прошлом месяце Марс двигался в созвездии Девы слева направо, а сейчас повернул вспять и идет справа налево. Значит, планета может двигаться по своему кругу в разные стороны?
— Нет, Нет, этого никогда не может быть! Я уже сказал тебе: небесные тела движутся всегда по окружности, строго равномерно. И, разумеется, в одну лишь сторону! Я нарисовал восемь больших окружностей… Их зовут несущими или деферентами. Но планета не должна ведь обязательно находиться на самой этой окружности. Представь себе, что какая-нибудь точка этой большой окружности служит центром для окружности, значительно меньшей, вот такой, как я изображаю здесь. Эта малая окружность зовется в астрономии эпициклом. Какая-нибудь точка на окружности этого эпицикла может, в свою очередь, являться центром еще меньшей окружности, меньшего эпицикла. Получается, как ты видишь, три кольца, как бы нанизанных одно на другое. И вот по окружности самого малого из них, то-есть меньшего эпицикла, и может обращаться планета. Но в то же время центр меньшего эпицикла движется по окружности большего эпицикла, а центр последнего — по окружности деферента. Все эти три движения строго равномерные и круговые. Но они, разумеется, не должны быть обязательно направлены в одну и ту же сторону и протекать с равной скоростью.
Я знаю: то, что я говорю тебе, трудно для твоего неокрепшего ума. Но постарайся все-таки понять: ты смотришь на планету из центра большой окружности деферента, несущего эпициклы, поэтому тебе кажется, что планета движется неравномерно — то вперед, то назад… В действительности этого нет… В этом-то ты и найдешь объяснение, почему движения планет представляются тебе иногда беспорядочными, тогда как в них заключена величайшая гармония. Так сложно создал творец мир подвижных небесных светил! Слушая объяснение каноника, юный Коперник испытал смутное чувство неудовлетворенности — ему не хотелось накладывать на строгую красоту небосвода головоломные кружочки, нарисованные Водкой. Уж лучше пусть этот красавец Марс движется вольно по небу туда и назад, чем вертеться ему, как псу, привязанному к конуре тройной цепью, по эпициклам на эпициклах!
***Каноник Лука Ваценрод с немалым удивлением наблюдал увлечение младшего племянника наукою доктора Водки. Откуда, недоумевал он, взяться такому у торунца, сына практичного купеческого рода? Правда, Луке и самому доводилось заниматься делами небесными. Но его небо было совсем иное — небо католического бога с длинною свитой: ангелами и архангелами, херувимами и серафимами, святыми и, блаженными. Вместе с душами праведных католиков обитали они в эмпиреях — за восьмым кругом неподвижных звезд. Увидеть их с Земли за плотной восьмой оболочкой было никак нельзя.
Любопытной фигурой был этот Лука Ваценрод. Замкнутый, суровый, молчаливый, с вечно нахмуренным лбом и горькой складкой у рта, он не располагал к себе человеческие сердца. Этот церковник наделен был умом проницательным и едким. Во время частых поездок в Рим ему случалось рыться в архивах папской курии. Он заглянул за кулисы многовековых интриг Ватикана, часто кровавых и грязных. Должно быть, отсюда извлек он тонкое понимание скрытых пружин церковной дипломатии.
Еще в молодости купеческий сын Лука Ваценрод решил завоевать высокое положение в церкви. Путь к ее высотам был нелегок.
Чтобы преуспеть на верхах церковной карьеры, следовало начать с университета. Юноша отдал свою долю отцовского наследства шурину Аллену за оплату пятилетнего пребывания в университетах Кракова и Италии.
