Сергей Катканов - Стоит ли об этом
05.04.81.
«Космический пессимизм» — это теория, которая может придти в голову только тому, кто уже перестал что–либо делать и занялся бесплодной рефлексией. Это теория меланхоликов, у которых много свободного времени. Она не заложена в человеке, противоречит его сущности. «Жизнь прекрасна» — вот мысль, которая в каждом от рождения.
Но самое странное то, что уличить «космический пессимизм» в логической неверности невозможно. Каждая мысль до такой степени проста и ясна, что с ней согласится кто угодно. Вместе с тем эту теорию признают не только бесполезнолй, но и вредной. Бесполезной, потому что она ничего не объясняет и не подсказывает, как жить, ибо говорит, что жизнь вообще большая глупость. Вредной, потому что она расшатывает психику, подрывает жизнеспособность и волю.
Эти звёзды так прочно забиты,
И луна расплескалась навек.
На земле, темнотою укрытой,
Для чего ты вообще, человек?
«Людям не нужны такие стихи», — сказал мне Леднёв.
16.04.81.
Я есть как факт. Как камень, как лужа. О камень можно запнуться, лужи приходится обходить. Вот и запинаются, и обходят иногда. Люди просто вынуждены считаться со мной, как с фактом. Но чуть только стоит пошевелиться и ощущаю жизнь. Только шевелюсь очень редко.
Жизнь почти наверняка должна быть прекрасна. Я никогда не испытывал это на себе, но часто догадывался, что это должно быть именно так. Мои мёртвые рассуждения о её жалкости ничего не стоят.
10.05.81.
Жизнь — игра, в которой карты, как водится, лежат «рубашками» кверху. Какая карта следующая в колоде? Мало знать, та ли она, которую ты ждёшь, интереснее, что она принесёт тебе? Нет никакой вероятности, что к тебе придёт только хорошее. Да человек на одно хорошее и не рассчитан. Но если бы тобой руководила высшая сила, тогда через потерю малого, ты обрёл бы большое.
Это теория идентичности. Это не значит, что всё в жизни одно и то же. Но мы вынуждены считать события идентичными, потому что не можем определить их подлинную ценность.
19.05.81.
Будущее представляется мне какой–то чужой жизнью, где меня уже не будет, а будет существо принципиально новое. В чём именно я стану другим? В этом и состоит загадка будущего. В моём теперешнем состоянии человек не может долго находиться, а никакой надежды на счастливые изменения нет. Разве случайность. Но любая случайность может быть только отсрочкой.
15.07.81.
В моей жизни Марина — это всё. Если её нет — нет ничего. Так неужели же я поверю, что действительно больше уже ничего не осталось? Мне хочется взять её за плечи, быть глаза в глаза, но я чувствую, что даже дотронуться до неё не смею. И хочется напиться до бесчувствия, упасть в густую траву и пролежать всю жизнь. Она — больше, чем весь мир, я — меньше, чем я сам.
Недавно слушал по радио постановку «Отцов и детей». С одной мыслью Базарова я согласен полностью и от души: «Я не могу уважать человека, который всю жизнь поставил на карту женской любви и раскис, когда эта карта оказалась битой». Базаров — человек больших и широких интересов, человек дела, и только такие, как он, достойны уважения. Ну разве можно всю жизнь думать только о любви? Это глупо и пошло до крайности. Человек должен твёрдо стоять на земле и прямо смотреть на мир. Если единственной заботой у него становится твердить какое–нибудь женское имя, значит он конченный человек. Он не лучше алкоголика. Я, действительно, так считаю.
«Простые души, простите мне парадоксы мои, они возникают, когда думаешь» (Ж. — Ж. Руссо). И простите мне мои бесконечные цитаты, они возникают, когда читаешь.
18 лет
06.10.81.
Моя жизнь кажется мне последнее время толстой книгой, в которой я прочитал первые сто страниц. Вроде бы в этих страницах было уже достаточно содержания и основная интрига успела пойти на убыль. Кажется, если бы эта книга оборвалась прямо сейчас, она уже была бы законченным произведением. И всё–таки я вижу, что основная часть ещё впереди.
07.10.81.
Ты сам резко очертил круг своего существования, и сам же теперь пытаешься прорвать его. Что же удивительного в том, что это не всегда получается.
20.10.81.
Когда в поле дует осенний ветер и на пожухлой траве лежит не растаявший утренний снег, когда небо кажется низким потолком, я уже не думаю о тайнах, я смотрю вперёд, и мне кажется, что я слышу музыку ещё не наступивших дней. Я чувствую музыку жизни, но мне не подобрать к ней слова.
24.02.82.
Какой навязчивой стала последнее время мысль: «Жизнь — это инфекционное заболевание материи». Не прочитай я этих слов у Томаса Манна, я бы сформулировал тоже самое по–своему. Я не просто механически воспринял эту мысль, я её прочувствовал и переварил. Я долго шёл к этой мысли, весь ход моего развития толкал меня к ней.
Когда в аудитории сидит 70 человек и можно одним взглядом охватить всю эту массу мяса, она мне кажется какой–то плесенью, извращённой формой материи. Материя как будто утратила свою целомудренность и чистоту, когда осознала себя таковой одна из её форм. Невозможно представить себе что–нибудь более непрочное, слабое, жалкое, преходящее, чем человек.
Я представляю себе земной шар, облепленный тонкой плёнкой плесени. Но жизнь на планете — не такое уж неизлечимое заболевание. В один момент произойдёт небольшое смещение во вселенной, и этой плесени больше не будет. Материя вновь вернётся к своей исходной форме. Уничтожение всего человечества целиком, так чтобы ни одна тля не уцелела, было бы не преступлением, а благодеянием. Впрочем, «благодеяние» — лишь человеческая выдумка. Материя не знает добра и зла. Это было бы просто логично. Материи известна логика.
Это не игра в красивые фразы, и не модная теория. Это мысли, не покидающие меня ни на минуту.
24.04.82.
Я не имею права называться человеком не в каком–то там гуманном смысле, а просто человеком, как частью общей массы. Человеческие проблемы, человеческие дела и стремления перестали меня интересовать. Мне даже радио бывает смешно слушать, до того бессмысленными кажутся мне вопросы, занимающие это стадо. Но коль скоро я далёк от мысли считать себя за эталон, то я и не признаю за собой права их судить. У них — своя жизнь, пусть сами в ней копаются, а у меня — никакой. Всё, что они делают, все выводы, к которым они приходят, могут быть верными и неверными, полезными и вредными, мне–то что до того? Я не сужу вас, люди, мне просто на вас плевать.
Как будто лошадь тащит за собой убитого всадника, ноги которого застряли в стременах. Лошадь — это время, всадник — я.
19 лет
09.08.82
На улице мне часто хочется закрыть глаза, чтобы не видеть человеческих лиц, до того жалкими, мелочными, отвратительными кажутся мне они. Люди! Зачем вы слезли с деревьев, зачем вырядились, зачем гордо называете себя людьми. Вы просто самодовольное мясо. Жизнь человеческая основана на лжи. На лжи о том, что жизнь имеет смысл. И ложь эта всего лишь призвана оправдать трансформированный хрен знает во что инстинкт самосохранения. Жизнь прекрасна? Любая обезьяна знает это не хуже вас, потому что не хочет умирать. А назад, на деревья, дороги нет.
