Владимир Владмели - Приметы и религия в жизни А. С. Пушкина
Буряты, сопровождавшие декабристов, были крайне заинтригованы поведением этого высокого сильного незнакомца, который, наверно, мог бы обойтись и без помощи экипажа. Как только отряд останавливался, буряты окружали его повозку, надеясь увидеть таинственного человека, которого они считали главным преступником. Но чаще всего занавески были задернуты и ожидание оказывалось безрезультатным. Лишь однажды Лунин вышел и спросил бурят, что им надо. Переводчик от их имени объявил, что они хотят его видеть и узнать, за что он сослан.
– Знаете ли вы вашего тайшу? (Тайша – вождь племени) – спросил Михаил Сергеевич.
– Знаем.
– Знаете ли вы тайшу, который над вашим тайшой и может сделать ему угей (конец)?
– Знаем.
– Ну, так знайте, что я хотел сделать угей его власти, за это и сослан.
– О! О! – раздалось во всей толпе. И с низкими поклонами, медленно пятясь назад, буряты удались от повозки.
Этот случай развлек Лунина. Он стал выходить к друзьям и если им удавалось разговорить его, они узнавали много нового о фаворитах царя, которые были товарищами Лунина по службе.
– Мы с любопытством слушали его рассказы о закулисных событиях прошедшего царствования, – писал Розен, – и его суждения о деятелях того времени, поставленных на незаслуженные пьедесталы.
46 дней продолжалось путешествие из одной тюрьмы в другую и, наконец, все разместились в новой Бастилии. Там было сыро и мрачно. Из-за отсутствия окон даже днем приходилось зажигать свечи, чтобы читать. Но Лунин спокойно относился к неудобствам своего существования. Главным для него была возможность заниматься самообразованием. Он воспользовался для этого книгами и журналами, которые выписывали жены декабристов.
В свободное от каторжных работ время он стал изучать всеобщую историю. Особенно его интересовала история России и те процессы, которые привели к восстанию 14 декабря. Путем тщательного анализа он пытался установить, что мешало довести это восстание до победного конца. Он много думал “о выгодах своей родины”, но вспоминалась ему иногда и собственная жизнь. Правда, теперь она казалась Лунину бессмысленным метанием из одной крайности в другую, а дуэли – никому не нужной бравадой.
Однако поединок, к которому он готовился последние годы, был необходим не только ему. Он как воздух нужен новому поколению сынов России. Они должны знать правду о битве на Сенатской площади, иначе официальная пропаганда оболванит их. Они обязаны продолжить битву. И ради них он вновь станет к барьеру. Конечно, сражение будет неравным, но его соперник – Российское самодержавие – не победит. Лунин окажется крепким орешком, а скандальная известность его буйной молодости придется как раз кстати: ведь произведения бретера, ставшего политическим преступником, заинтересуют всех.
XI
В 1835 г. Михаила Сергеевича освободили от каторжных работ и отправили в селение Урик, в 18 верстах от Иркутска. Там он построил себе дом и стал возделывать участок, но главным его занятием оставалось изучение истории и философии. Он собрал библиотеку, в которой были книги по самым различным отраслям знания. И отсюда, из глухого сибирского селения, М. Лунин начал уже разрешенную ему переписку с сестрой.
Письма его лишь по форме были эпистолярными посланиями, по сути же они представляли собой публицистические заметки и критические статьи на самые злободневные темы. В статье “Рабы" он касался человеческих взаимоотношений, в статье “Поляки” – конфликта России и Польши, а во многих других письмах-статьях затрагивал проблему происхождения государственности в России. Он впервые в исторической литературе указал на истоки варяжской легенды.
– Славяне, призывая авантюриста Рюрика и его шайку, имели в виду защиту своих границ от воинственных соседей и кочующих орд, бродивших в то время по Европе, – писал он, – многие народы прибегали к этому средству, которое всегда имело роковые последствия для свободы страны.
Продолжая развивать свои идеи, Лунин не оставил камня на камне от теории официальной народности, основную роль в которой играли самодержавие и православие. Ни то, ни другое, по мнению Михаила Сергеевича, никак не отражало действительности. Наоборот, на всех этапах истории России князья, а затем цари играли отрицательную роль и в критические моменты только народ спасал свое государство.
Письма Лунина проходили целый ряд цензурных барьеров и чиновники, перлюстрировавшие их, читали послания декабриста с большим интересом, чем запрещенные книги, а иногда “любопытства ради” делали копии и давали их своим друзьям. Именно на это и рассчитывал Михаил Сергеевич.
В Третьем отделении быстро поняли его тактику и шеф жандармов принял ответные меры. Он переслал Е. Уваровой наиболее агрессивное письмо брата, “из коего ее превосходительство изволит усмотреть сколь мало он исправился в отношении образа мыслей”. Бенкендорф был уверен, что сестра скорее сможет удержать декабриста, чем полицейские угрозы и административные запреты.
Екатерина Сергеевна обратилась к Лунину с горячим призывом не вызывать своими письмами гнев начальства. Но это не помогло. Тогда генерал-губернатору Восточной Сибири Руперту было приказано запретить Лунину всякую переписку. Руперт вызвал Лунина к себе и, показав ему недавно полученный приказ, сказал:
– С сожалением, Михаил Сергеевич, должен вам сообщить, что ваши письма навлекли негодование государя. Вот отношение шефа корпуса жандармов, которым вам запрещается писать письма в течение года.
– Хорошо, – ответил Лунин, – не буду писать.
– Так прочтите, пожалуйста, вот это, – попросил Руперт, протягивая заранее подготовленный лист бумаги, на котором уже содержался обычный для таких случаев текст. Лунин посмотрел с улыбкой на приказ и сказал:
– Мне запрещают писать, так я и читать не буду! Перечеркнул весь лист, а на обороте своим четким почерком вывел: “Государственный преступник Лунин дает слово целый год не писать”.
– Вам этого достаточно, ваше превосходительство? – спросил он, возвращая документ Руперту. Тот ничего не мог ответить от удивления. Михаил Сергеевич воспользовался его молчанием, поклонился и вышел.
И действительно, по почте он не отправил ни одного письма, но работать над своими произведениями продолжал так же настойчиво, как и раньше. Он хотел, чтобы молодежь знала истинные цели Общества, причины его возникновения, чтобы она знала о руководителях движения и не оказалась в плену официальной легенды.
В 1839 г. Лунин с оказией переслал сестре две тетради. “Первая содержит письма, которые были задержаны и другие, которые, очевидно, ждет та же участь, – писал он в предисловии. – Ты позаботишься пустить эти письма в обращение и размножить их в копиях. Их цель – нарушить всеобщую апатию”.