Алексей Кулаковский - Белый Сокол
...Ходики наконец ржаво проскрипели за стеною, пробили четыре раза. Галя будто испугалась, смущенно глянула на кровать, прикрытую покрывалом, с одной подушкой, поставленной углом.
- Скоро хозяйка встанет, наверно, зайдет ко мне - велит запрягать волов.
- Так рано?
- На волах пока-то доедешь! Прости, ты же такой голодный!
- А ты?
- Так я же дома...
Галя разбирала постель, и руки ее дрожали. Когда-то, в том далеком теперь местечке, где они учительствовали, хозяйка временно отвела им один диван на двоих, старый, с выпирающими пружинами, к тому же очень узкий. Постель на нем устраивалась только на ночь - днем диван был единственным удобным местом, чтобы посидеть. Как помещались на нем, уже и забылось...
...Подушка в руках показалась холодной. Галя невольно глянула на печь, где спасалась от холода зимою, и смутилась: лето же на дворе. Начала прикидывать, где лучше лечь самой: возле стенки, страшно холодной зимой, или с краю? А чем накрыться? Одеяло узенькое и короткое, только на одного. Тут все на одного! Подушка - блин блином, даже не взбивается: перьев в ней одна горсть. Кровать, наверно, детям была поставлена. И комната эта раньше отводилась детям. Выросли, разъехались, сын в армию ушел.
Трещит, скрипит, ходуном ходит кровать, когда Галя укладывается спать. Она уже привыкла к этому скрипу. А если вдруг развалится?.. И смешно, и горько стало от такой мысли...
* * *
Только они стали засыпать, как заплакал в своей кроватке Тимка. Заплакал громко, настойчиво.
- Спи, сыночек, чего ты? - спросила мать.
- Мне холодно, - сквозь слезы пожаловался малыш.
- Да теперь же не зима, сынок. Вот я встану, получше укрою, и не будет холодно.
- Я хочу к тебе!..
- Давай возьмем его! - шепотом попросил Виктор.
- Куда же?.. - Галина еще дальше отодвинулась к краю.
- Ничего, поместимся как-нибудь.
Она перенесла малыша на кровать. Виктор ощутил возле себя тепленькое, нежное тельце, в одной рубашонке, только ножки были холодными.
- Он действительно озяб там один, - ласково и сочувственно зашептал Виктор, взяв в руки обе детские ножки. - Замерз, мой маленький...
- Это твой папка! - зашептала Галя малышу, прижавшись губами к его мягким, пуховым волосам. - Приехал к нам с войны... На белом коне примчался... На Соколе, навестить нас.
И тут произошло чудо, которого Виктор не ждал и о котором много раз с нежностью вспоминал, - Тимка быстро повернулся, поднялся повыше и обнял его за шею. Головкой притулился к жесткому от густой щетины подбородку. Малыш еще взволнованно дышал после недавнего плача, но быстро успокоился и затих, не отрывая рук от отцовской шеи. Так и заснул...
Чудно, волнующе пахли детские волосы возле самого лица, возле самых губ... Родной, непередаваемый запах! Ему нет названия, он не подвластен определению. И Виктор подумал, что, наверное, это и есть счастье... Не часто оно выпадает в жизни и, наверно, не каждому. Возможно, ради него, ради этого момента надо было побывать под Сталинградом и под Курском, пролить немало крови, пережить горечь поражений и радость победы, да, наконец, даже и это встретить белого Сокола, чтобы прилететь на нем сюда, к семье...
Правая рука Виктора лежала под Тимкой. Ноги мальчика уже согрелись, и отец вынул левую руку из-под одеяла. Долго гладил пушок волос на голове сына, а потом пальцами нашел нежные волосы жены. Галя поймала его руку губами, прижалась к ней и затихла, наверно, заснула. Вскоре заснул и Виктор.
...Белый Сокол вдруг появился перед ним с пучком клевера в зубах вместо удил. Седло на нем, подпруги подтянуты... "Кто же его оседлал? - удивился Виктор. - Я же спрятал седло в хлеву". Сокол будто сам поднял Виктора на седло и помчался по улице... Сильный ветер шумит в ушах... От ветра крутится мельница на горке за селом. Та самая, которую разнесли снарядом немцы. Впереди лес... Деревья вдруг начинают качаться, клониться и падать на дорогу... Ехать дальше невозможно, но Виктору помнится, что ему надо в часть, и Сокол взвивается на дыбы, изготавливается для длинного прыжка... Взвивается и не опускается на землю... Летит белый Сокол над лесом, и навстречу ему поднимается солнце... Не луна, не звезды ночные, а настоящее яркое солнце... Даже пригревает лицо...
...Ранний луч солнца действительно уже светит в окошко, в прогалины между ветвей яблони, сверлит стекла, зайчиками скачет по полу. Солнечный луч коснулся лица Виктора, и он проснулся. Гали на краю постели уже не было, Тимка спал, почти не изменив положения - руки под шеей и на шее отца. Голова малыша - под отцовским подбородком, волосы - возле губ. Детское дыхание ровное, чистое, теплое - малыш дышит ртом, наверно, заложило носик. Отец ощущает эту чарующую теплоту своим подбородком, старается не шевелиться, чтобы не потревожить ровного дыхания сына. В объятиях маленькое родное существо, как бы неотъемлемая часть собственного тела. В нем все необыкновенно.
Еще не проснулся как следует, а дневные заботы и тревоги начинают одолевать. Но все еще кажется, что сын только снится, и он во сне ощущает его родную близость и особенный детский запах. И вдруг раскрывает глаза... Нет, не сон! Вот они, пухлые розовые губки. Отец замечает, что губы сына похожи на его...
Слышен скрипучий стук ходиков за стеной. Прислушаться бы к ним, к их бою, но так трудно бороться со сном... Тимка тоже не может проснуться, наверное, его сон крепче, слаще возле отца. Первый такой сон...
Тихо и осторожно открылась дверь, вошла Галя. Виктор не слышал, как скрипнула дверь, и Галю увидел возле кровати.
- Меня отпустили, - прошептала она, увидев, что Виктор не спит. И замерла, не спуская глаз с постели, где лежали они двое, самые близкие и дорогие на всем свете.
- Приляг на минутку, - попросил Виктор. И, сняв свою ладонь с узеньких плечиков сына, потрогал край кровати, на котором до этого спала жена. Твердо тут, рубец какой-то...
- Я не чувствовала.
Они счастливо разговаривали.
Старались шепотом, чтоб не разбудить мальчика. И была необыкновенная радость в этом утреннем разговоре, хотя он часто прерывался, будто слова куда-то исчезали и надо было их искать или ждать пока они найдутся. Но и недолгое молчание было приятным.
- Я Сокола напоила, - сказала Галя и смутилась от мысли, что не к месту напомнила про коня: пусть бы Виктор еще не думал об отъезде.
- Вот хорошо! Хорошо сделала. Я и сам собирался...
- Бабка ему овса дала... В торбочке...
- Так это же отлично! - чуть не вскрикнул Виктор. - Пусть подкрепится Сокол.
- Так-то оно так, - согласилась Галя. - Но она у нас ничего не делает без расчета. - И еще более тихим шепотом продолжала: - Она не вредная, но очень скупая. Говорят, под старость такой стала. Молодая хозяйка, невестка старухи, у нас добрая, бескорыстная. А старуха - с расчетом во всем.
