Марианна Колосова - Вспомнить, нельзя забыть

Во Франции, в Чили, в Китае
Звучит наш певучий язык.
Но каждый о Доме мечтает,
К чужбине никто не привык.

Никто никогда не решится
Россию навеки забыть.
Нельзя по — чужому молиться
И быт неродной полюбить.

И в церкви в рождественский вечер,
Покорная горю и злу,
Я, сгорбив усталые плечи,
Поплачу тихонько в углу…

У женщины русской осталось
Прибежище тихое — храм!
И я свою боль и усталость
Сюда принесу и отдам.

«Дай, Господи, — сердце звенело, —
Услыши молитву мою!
Мужчинам на родине дело,
А женщинам храм и семью!»

Горят пред иконами свечи…
Сегодня родился Христос!
Но нам в этот радостный вечер,
Нельзя удержаться от слез…

О Маме, о милой, о детской отраде,
Теперь говорю: «была»…
В сибирской деревне, в церковной ограде,
Могила травой поросла.

Пойти бы, поплакать на этой могиле,
Как раньше, — по-детски, навзрыд…
Сказать, как мы тяжко и горестно жили,
И путь нам обратно закрыт.

О маме, с которой расстались навеки,
Чтоб после безрадостно жить,
О самом любимом родном человеке —
Нельзя никогда позабыть.

Запомнила чье-то правдивое слово, —
О, память, ты все бережешь! —
Разлюбит любимый, полюбишь другого,
Но мамы второй не найдешь…

Бывают друзьями и ближний, и дальний,
Но Мама — единственный друг
Проснуться бы в сумраке Маминой спальни,
Забыв о границах разлук.

Запомнила Мамины нежные речи
И свет ее ласковых глаз,
И верю, что будут загробные встречи
Свиданьями счастья для нас.

Да, жизнь за плечами большая…
И в трепетном зареве дней
Я многим на свете мешаю
И жизнью, и песней своей.

И часто, над книгой склоняясь,
Я что-то родное ищу,
И жизнью чужой восхищаясь,
Над гибелью чьей-то грущу.

А ночью, при свете лампады,
Учусь я прощать и жалеть.
Мне многого в жизни не надо,
Но сделать бы что-то успеть.

Поет за стеною соседка
О жизни, о счастье, о нас,
О том, что встречаются редко
Хорошие люди сейчас.

И строем чужие солдаты
По улице гулко идут.
И так же, как наши когда-то,
Солдатские песни поют.

А в небе далеком, бесстрастном,
В собор на молитву зовут.
По звездам — по камешкам ясным, —
Ко всенощной души идут.

С Новым годом, моя голубка!
Я целую, ты отвечай! —
Позабытой погасла трубка
И остыл позабытый чай.

Со стены из рамки лукаво
Знаменитый смотрит старик.
Что ж смотреть он имеет право
И…подсматривать он привык.

На столе вино и конфеты
Поцелуй вина пьяней!
Пусть косятся со стен портреты
На живых веселых людей!

На деревьях пустые гнезда
Улетели птицы на юг.
За окошком падают звезды,
А со мной мой любимый друг.

За дверями мороз и ветер.
На реке синеватый лед.
И не знает никто на свете
С кем встречаю я Новый год.

И со стенки старик лукавый
Поцелуи увидит вновь.
У него — мировая слава!
А у нас…, а у нас — любовь!!!

Беру «сибирский матерьял»,
Смотрю: Демьян в лукошке пляшет!
Демьян прислал, Демьян припал
К дальневосточной грязной каше.
Демьян стал «русский патриот» —
Паек, причмокивая, жрет!

Избрал он нынче тяжкий труд:
Он… стал защитником России!/?/
Демьян теперь ночей не спит:
Поет и пишет и кричит:
«Мол, эмигранты продают
Сибирь! Такие и сякие!»

Болтает он о «целом строе».
Ты врешь, Демьян, их только трое:
Заведомая гниль, бездарь,
Поротиков — «сибирский царь»,
Талант, имея афериста,
Рожден для роли коммуниста,
Он должен был с тобою вместе
Мир, заключать, позорный в Бресте.

Второй — урод бело-зеленый,
Еще никем не заклейменный:
Головачев, «премьер-министр»,
/Все говорят: умом не быстр,
Но областничеством ушиблен!/
Доклад прочел, мечтою вздыблен,
Сей муж, однажды, в Харбине
Об отделении Сибири.
«Россия, мол, теперь на дне,
К ногам ей привязали гири,
И я, профессор-богатырь,
Вам говорю: одна из гирь —
Есть сепарация Сибири!»

Но жизнь арена для живых
Вдруг вышла стая молодых
И хвост «министру» прищемила:
«Статья такая-то гласила.
ЗА ОТДЕЛЕНИЕ ОКРАИН
СУДИМ ТЫ БУДЕШЬ и охаян!
Такое гнусное бунтарство
Считать ИЗМЕНОЙ ГОСУДАРСТВУ!
ПОВЕСИТЬ! Больше никаких!»
Сказала стая молодых

Моравский есть еще на свете,
Вот значит он и будет третий:
Министр «колонии сибирской»,
Шпана с душою дезертирской!
Придется из таких, как он,
Сварить потом синдетикон,
Мы тем густым и крепким клеем
Демьянам рты закрыть сумеем.

Я, Русская и Сибирячка
Скажу тебе: Демьян, не ври,
Сепаратистов только три!
А не продаем за жвачку
Просторы Родины любимой,
/Ты не суди-ка по себе!/
Нет, мы привычные к борьбе,
Россию мыслим НЕДЕЛИМОЙ!

И нам смешно, что коммунист
Запел: «отечество, мол, свято».
Фальшив твой соловьиный свист,
Герой чернильного разврата.
Ступай-ка мыть свиньям хвосты
В своих излюбленных колхозах,
Другие встанут на посты
В ответ на вешнюю угрозу!

Ты не пойдешь, пойдут другие
Границы защищать родные.
Нам ведомо: враги кругом!
Сначала с внутренним врагом
Расправимся — с большевиками,
А после, с внешними врагами,
Мы знаем в день переворота
Двойная будет нам работа.

Национальными штыками,
Своими русскими руками
Врагов прикончим. Мы не бабы,
Чтоб ныть, «ах, кто бы, да когда бы
Помог нам родину спасти»…
Нас русский должен в бой вести,
Туда на Западные грани
На стаю Гитлеровской рвани!

Вас, коммунистов, стыд не гложет:
Демьян с товарищами может
Сибирь отдать американцам,
А Малоросию — германцам,
Расторговались понемногу!
Ведь продаете ж, вы сейчас,
Японцам Русскую дорогу?

Но в грозный для России час
А если принажмут на вас,
То и Приморье продадите,
Хоть и кричите о защите.
Но в грозный для России час,
Вдруг повернутся против вас,
Товарищи-большевики,
Красноармейские штыки!