Ольга Власова - Рональд Лэйнг. Между философией и психиатрией
На смягчение пространства психиатрии повлияла и волна критики в гуманитарной науке и литературе. Творчество и деятельность Лэйнга проходили на фоне господствующей критики современного общества. Совсем недавно закончилась Вторая мировая война, за которой последовали война в Алжире, Вьетнам, Корея. Чувство опасности, постоянной угрозы и страх витали в воздухе. Общество, как считалось, не заботилось о человеке, общество убивало человека, человек убивал своих сородичей. Одновременно с первыми работами Лэйнга, словно залпом, «выстрелили» и другие: в 1964 г. вышел «Одномерный человек» Герберта Маркузе, в 1965 г. – «Проклятые земли» Франца Фанона, в 1962 г. – «Культура против человека» Жюля Генри. Работы Лэйнга и его деятельность лежали в русле этого общего критического движения.
В силу таких предпосылок – внимания к социальному аспекту психических расстройств, начала реформирования системы психического здоровья, развития критицизма в гуманитаристике и пр. – в психиатрии вызревает мощная критическая волна. Постепенно начинают говорить о психиатрии как о социальном институте, в котором отражаются все проблемы общества, о принуждении и подавлении человека, о необходимости освобождения и гуманизации. Этой моде будет следовать и Лэйнг.
Учителя
Искания и достижения, мучительные вопросы и возникающие, словно озарение, ответы – все это было продиктовано тем пространством, в которое Лэйнг оказался погружен с ранних лет. Гованхиллская публичная библиотека открыла ему путь в мир книг, философских идей и научных открытий. И здесь значимыми фигурами стали Кьеркегор, Ницше, Маркс, Фрейд, Гуссерль, Сартр и Хайдеггер.
В школе Лэйнг получает неплохое классическое образование. Именно там он читает Платона и Аристотеля, причем первый приходится ему больше по душе. Он штудирует его диалоги, читает, в частности, «Государство», «Федона», «Пир». Не обходит он своим вниманием и других представителей античности, особенно привлекает его скептицизм. Впоследствии, уже в зрелые годы, сам называя себя скептиком, он будет вспоминать об античной традиции.
Однако большее влияние на Лэйнга в юности оказывает иррационализм. В Гованхиллской библиотеке он берет Кьеркегора, его «Или… или» и «Замечания к философским крохам». Кьеркегор дает Лэйнгу иной взгляд на мир. Он впервые открывает для него то, что наше мировоззрение (этическое, эстетическое, религиозное) задает особенности нашего выбора, специфический взгляд на жизненные ситуации. И при этом Лэйнг воспринимает Кьеркегора скорее на интуитивном, чем на интеллектуальном уровне:
Кьеркегор на самом деле походил на своего рода интеллектуального Моцарта, сочетание Моцарта и Шопена. Это столь же подходило моей натуре, моему сознанию, моему восприятию, словно узкая перчатка руке, это был человек, который переживал то же самое. Я наблюдал собственные переживания, испытываемые не мной, в цветении чужой жизни[64].
Лэйнг чувствовал, что веком ранее человек из другой страны говорил то, что было актуально для Европы второй трети XX в.
Чутко восприняв настроение философии Кьеркегора, Лэйнг не обошел своим вниманием одну из центральных тем его творчества – отчаянье. Представление о том, что психически больной человек погружен в пучину отчаянья, которое он впоследствии разовьет в «Разделенном Я», а также понимание шизофрении как пути через отчаянье к подлинности, ставшее основной идеей «Политики переживания», своими истоками во многом будет иметь именно философию Кьеркегора.
К влиянию Кьеркегора тогда же добавилось влияние Ницше. «Кьеркегор и Ницше во многом похожи»[65], – говорил Лэйнг в интервью Маллану. Он воспринимал Ницше как великого демистификатора, испытывающего неугасаемое презрение ко лжи обычной жизни и отказывающегося подчиняться толпе. В этом Ницше для него был похож на Маркса: они оба выступали против отчуждения и ратовали за возвращение человеку его подлинной сущности. Лэйнг прочел пятитомник Ницше, составленный по хронологическому принципу, и, по его собственному признанию, особенно интересными ему показались идеи дионисийского и аполлонического типов культуры, идея переоценки ценностей, выраженная в «Так говорил Заратустра», и определенного рода структурализм Ницше:
Я взял от него то же, что взял от него Фуко. Я не знаю, многое ли ты читал из Фуко, он немало написал о Ницше, но он многим был ему обязан. В те дни не было структурализма, и в курсе математики нам не преподавали в терминах теории множеств и теории решеток, но я понимал, что существовало нечто вроде решетки. Сознанием управляли с помощью представления о том, что такое хорошо и что такое плохо, правильное и неправильное, бинарной системы. <…> Я рассматривал Ницше как современника. Он тем самым был предшественником структурализма, от Ницше я позаимствовал структуралистский интерес, и хотя у меня не было достаточного уровня подготовки, чтобы облечь это в термины структуры, благодаря Ницше в свои двадцатые годы я размышлял о том же[66].
Философия Ницше стала для Лэйнга первым образцом критической мысли и во многом сформировала векторы его собственной критической позиции. Несмотря на различие приоритетных тем, именно от Ницше Лэйнг, вероятно, позаимствовал антитезу «сильное меньшинство – слабое большинство», представление о властных практиках морали, о принижении с их помощью непохожих на других членов общества и о большей жизнеспособности этих «чужаков». Только он перенес это ницшеанство в психиатрию. «Оглядкой» на Ницше был отмечен и жизненный стиль самого Лэйнга: он всегда призывал к жизни вне ложной морали, был спонтанен и искренен в хорошем и плохом, его революционность и призывной характер многих работ и выступлений отсылали к революционности Ницше, поскольку он так же, как и философ, претендовал стать провозвестником и проповедником новой эпохи, он предвидел крушение старых устоев и констатировал приниженность человека.
Одновременно с Ницше, лет в восемнадцать-девятнадцать, Лэйнг обращается к буддизму. В книжном магазине Смита в Глазго он покупает Сутру Помоста Шестого патриарха. Это буддийское мировоззрение удивительным образом накладывается на ницшеанскую критику рабской этики христианства. Пессимизм в отношении западной культуры укрепляется благодаря чтению философов и мыслителей XIX в. – Шопенгауэра, Теннисона, Элиота и др.
Критическая настроенность Лэйнга была подкреплена и в университете, где он открыл для себя Маркса. Разумеется, Маркс был и в Гованхиллской библиотеке, но глубоко он тогда его не задел. Примечательно, что в университетские годы, да и позднее, он воспринимал Маркса скорее в русле критической политической теории, а не политического активизма, хотя с проявлениями последнего сталкивался часто. На втором курсе университета Лэйнг часто посещал уличные собрания, проходившие каждое воскресенье в различных местах Глазго. Тогда марксистские призывы наложились на его атеистическое мировоззрение, и уже в те годы он занял открыто протестную позицию по отношению к лейбористской партии. Приблизительно тогда же он стал посещать Центр сообщества Иона, основанный Пенрисом Джонсом и расположенный на Клайд-стрит. Там он открыл для себя Джона Маклина, соратника Ленина. Его фигура настолько захватила его, что Лэйнг собирался даже написать его биографию, но этот проект так и не был реализован. Иногда он пропускал пинту пива с ветераном Испанской гражданской войны Джимми Кериганом, иногда встречался с членами компартии или анархически настроенными активистами, но вся эта братия была на десяток лет старше его и ориентировалась в основном на практику, а не на теорию.
