Иван Фирсов - Лисянский
«Приготовленную в дальнее путешествие под командою флота капитана Муловского экспедицию по настоящим обстоятельствам повелеваем отменить…»
Так на глазах Юрия порушился, еще не начавшись, первый кругосветный вояж русских моряков. Но виденное и слышанное надолго запало в душу гардемарина Лисянского, а служба скоро сведет его с одним из участников несостоявшегося вояжа, командиром «Смелого» капитаном Карлом Гревенсом.
Между тем занятия в Морском корпусе продолжались, как и прежде, с той разницей, что поступавшие сведения о боевых действиях на Черном море будоражили дремавшую прежде среду кадет и гардемарин. В кругу офицеров вполголоса поговаривали, что следовало бы не забывать о северном соседе, который под боком. Но все внимание императрица по-прежнему уделяла южным границам, где главнокомандующим назначила своего любимца Потемкина. Потому и поторапливала отправить эскадру Грейга в Архипелаг. В то же время до нее доходили сведения о том, что шведский король Густав III, как она сама писала Потемкину, «в намерении имеет нос задирать». Действительно, неуравновешенный и недалекий король Швеции, которого за глаза называли сумасбродом и тупицей, имел далеко идущие намерения. Разглагольствуя о «рыцарском долге» возмездия за поражение своего предка, он мечтал о возрождении «великой северной державы Карла XII». Момент был подходящий: Россия была вовлечена в войну на южных рубежах, а главное — король чувствовал поддержку британского льва. Правительство Питта все сильней тревожило усиление русских на Черном море, откуда рукой подать до Средиземного моря. Англия немедля заключила союз с Пруссией против России, открыто помогала Турции и подстрекала Швецию к войне с Россией.
Настаивая на отправлении эскадры в Архипелаг, Екатерина невольно ослабляла оборону столицы с моря. Густав III намеревался как раз нанести основной удар со стороны моря…
Балтийскую эскадру адмирала В. Чичагова хотели усилить двумя фрегатами, решили приступить к строительству 12 галер, но галеры не грибы…
К графу Чернышеву пришел расстроенный президент коммерц-коллегии граф А. Воронцов.
— Я получил свежую оказию из Лондона от брата. Послушайте, ваша светлость: «Я только что узнал, что Швеция снаряжает 12 кораблей и 5 фрегатов. У нас остаются в Кронштадте корабли гнилые и без матросов. Не лучше было бы, если бы эскадра Грейга осталась, чтобы удержать шведского короля…»
К мнению посла в Лондоне следовало прислушаться. С. Воронцов за 5 лет успел разгадать основные механизмы британской дипломатии.
— Я и сам понимаю, граф, — отвечал Чернышев, — но матушку-государыню с наскока не убедишь. Нынче что матросов, штатных офицеров на кораблях в некомплекте более сотни. Я уже распорядился графу Голенищеву готовить без промедления к досрочной аттестации гардемарин…
В конце марта в Морском корпусе в одночасье поднялась суматоха. Капралы и фельдфебели гоняли служителей. Драили медные ручки и подсвечники, натирали паркет, мыли окна, выбивали ковры. Назавтра ожидали директора корпуса. Обычно адмирал извещал о своем прибытии заранее, за неделю-другую. Нынче прислал срочно курьера лишь накануне. Правда, его задержал в пути остаток ледохода в Невской губе. Пришлось добираться через Ораниенбаум.
В полдень весь состав Морского корпуса построился во фронт на плацу. Приняв доклад от своего помощника, капитана 1-го ранга Федорова, адмирал не спеша обошел весь строй. Немного задержавшись около выпускных классов гардемарин, он остановился в центре плаца. Сухопарый, подвижный, в ладном парике, он, как всегда, выглядел подтянутым и несколько озабоченным:
— Ведомо вам, господа гардемарины и кадеты, что супостат Оттоманская Порта нарушила договор прошлой осенью, и пытается отторгнуть исконные земли российские.
Заложив руки за спину, он сделал несколько шагов вдоль строя, как бы собираясь с мыслями:
— Нынче недруги наши оживились и на берегах Балтийских, матушка-государыня повелевала посему пополнить корабельный состав. Однако офицеров и рекрутов нехватка великая.
Директор подошел к правому флангу, где выстроились выпускные гардемаринские классы.
— Посему ея императорское величество высочайшим указом предписали в нынешнем году произвести выпуск господ гардемарин сверх срока, без стажирования.
В рядах старших гардемарин загудели. Адмирал выждал, пока не установилась тишина, и закончил:
— Не уповайте, что все в легкости произойдет. Испытаны будете по всем предметам, после чего выпущены «за мичманов». Кампанию проведете в должностях офицерских и ежели аттестованы будете, вас произведут в мичманы…
На следующий же день начались экзамены. Проверяли строго, никакой поблажки выпускникам не делали, но и не «заваливали». Экзамены еще не закончились, а выпускникам начали давать денежное довольствие на пошивку новых мундиров. Все швальни в городе работали день и ночь, без воскресного отпуска.
В мае 1788 года состоялся офицерский выпуск. Гардемарин произвели «за мичмана», и все они тут же получили предписание на корабли. Лисянский обрадовался — его определили на фрегат «Подражислав» вместе с Пашей Карташевым.
Часть кораблей находилась на Кронштадтском рейде, другие в Ревельской эскадре, третьи готовились к походу на Средиземное море. В суматохе сборов Лисянский не забыл навестить Курганова.
— Ну вот и дождался праздника пятнадцатилетний капитан, — с грустью сказал премьер-майор и улыбнулся, — впрочем, по календарю тебе и пятнадцати не исполнилось.
Юрий, покраснев, согласно кивнул. Жена Курганова поставила на стол пирожные.
— Пуще всего остерегайся на первых порах кичливости. Будь строг, но справедлив со служителями, — посоветовал Курганов.
Прощаясь, жена Курганова перекрестила Лисянского и, всплакнув, поцеловала, а ее супруг проговорил:
— Пуля, она дура, матушка. В пороховом дыму, ядро ли, картечь ли, не разбирает чинов, крушит равно и матроса, и адмирала. Однако береженого бог бережет, — он перекрестил и обнял Юрия. — Ступай на фрегат, Отечество нынче в беде. Супостат на юге и здесь, на Балтике, норовит куски полакомей от России оторвать. Авось, Господь не допустит.
Захлопнулись двери Морского корпуса, кончилось школярство. Во многом поднаторел гардемарин за четыре года. Познал точные науки, освоил языки иноземные, обучился морскому делу. 14-летнего Юрия Лисянского ждет жизнь. Теперь он будет отвечать не только за себя, но и за подчиненных матросов, а случится, и за жизнь корабля. С сожалением расставался он с Кургановым, правда, теперь он обрел верных друзей — Мишу Баскакова, Иринарха Тулубьева, Пашу Карташева. Завидовал Ананию. Старший брат выпустился в прошлом году и уже шел на корабле из Архангельска в Кронштадт. Ублажало то, что он, Лисянский, по старшинству выпуска стоял намного выше некоторых великовозрастных гардемарин, например Крузенштерна. В приказе о выпуске от 27 мая 1788 года подпрапорщик Лисянский значился следом за своим дружком, сержантом Иринархом Тулубьевым. Старшинство при выпуске в те времена давало преимущество по службе, при назначении на должность, при награждениях. Об этом Юрий вспомнит пятнадцать лет спустя.
