Николай Кузнецов - Фронт над землей
Высотомер показывал две с половиной тысячи метров. Теперь можно было разглядеть самолеты как следует. Они не были похожи ни на бомбардировщиков, ни на истребителей. Наконец я догадался, что перед нами "Мессершмитты-110" многоцелевые бронированные и хорошо вооруженные машины. Их было около трех десятков. С какой же целью они крутятся здесь? Я посмотрел на карту, и по телу прошел озноб: да ведь совсем рядом один из наших аэродромов, на который приземлились сегодня два полка новых самолетов! Если не разогнать это скопище Ме-110, они сожгут новые машины, во имя которых отдал жизнь Василий Нечаев. Все ленинградские летчики с таким нетерпением ожидали пополнения материальной части, а тут два-три захода - и останутся только обломки да пепел. Нет, этого допустить нельзя!
"Мессершмитты" уже перестраивались для захода на штурмовку, когда мы пошли на них в атаку. Во время разведки звено не израсходовало ни одного снаряда, и теперь нетронутый боекомплект оказался как нельзя кстати. Не сговариваясь, все трое нажали на кнопки залпового пуска реактивных снарядов. Двенадцать языков пламени вырвалось из-под крыльев наших машин.
Почему только двенадцать? Мои эрэсы не соскользнули с направляющих... Нажимаю еще раз на кнопку. Никакой реакции. Значит, не замкнулась электроцепь. Но у меня есть пулеметы. Бить, беспощадно бить по "мессершмиттам"!
Два Ме-110, растерзанные эрэсами, падают вниз. А мы посылаем свинцовые очереди в гущу переполошившихся фашистских стервятников. Загорелся еще один вражеский самолет. Теперь им уже не до штурмовки аэродрома!
Сейчас бы нам хоть одно звено на подмогу! Кончается горючее. Придется прекратить погоню за "мессерами" и возвращаться домой.
Комиссар, начальник штаба, капитан Жуйков встретили нас с распростертыми объятиями.
- Вы не представляете себе, какую беду вам удалось отвести! - взволнованно говорит Резницкий.
Оказывается, с аэродрома уже пришла радиограмма, в которой командование новых полков благодарило нас за предотвращение вражеского налета. Выяснилось и другое: на помощь нашему звену не взлетел ни один самолет только потому, что все окрестные аэродромы были блокированы "Мессершмиттами-109". Они обеспечивали действия основной группы Ме-110, которая должна была последовательно наносить штурмовые удары, и прикрывали ее. К счастью, вражеский замысел уничтожить авиацию, прибывшую для защиты Ленинграда, был сорван.
Наутро двенадцать Ил-2 под прикрытием десяти "мигов" нанесли удар по двум аэродромам противника. Налет на первый аэродром был настолько внезапным, что с него не смог взлететь ни один вражеский самолет. Ко второму аэродрому так неожиданно подойти не удалось. Снизу бешено стреляли зенитки, а вверху барражировали "мессершмитты". Чтобы не допустить фашистских истребителей к нашим штурмовикам, "миги" стали набирать высоту. Там группа Владимира Залевского начала бой с шестью "мессершмиттами". Штурмовики тем временем, пренебрегая зенитным огнем, сделали разворот влево и начали пикировать на стоянку, где в капонирах виднелись "Мессершмитты-110".
Сбросив бомбы, "летающие танки" открыли пушечно-пулеметный огонь. Стоянки самолетов на аэродроме были объяты пламенем. Намереваясь атаковать "илы" на выходе из пикирования, четверка "мессершмиттов" скользнула вниз. "Миги" устремились на помощь "ильюшиным". Огонь вражеской артиллерии не смолкал ни на минуту. Один из зенитных снарядов попал в Ил-2. Тот взорвался и обрушился на стоянку фашистских самолетов. К своему аэродрому потянулись только одиннадцать штурмовиков. "Мессершмитты", не сумев прорваться к "илам", сновали вокруг неповоротливых на малой высоте "мигов". Вот пара тонких, словно осы, машин кинулась на Владимира Залевского и его ведомого. Резким отворотом влево Владимир избежал удара, но тут его внезапно атаковали еще два фашиста. Ведомый не успел защитить командира...
С этого боевого задания не вернулись штурмовик и истребитель, пилотируемый Владимиром Залевским. Три дня по летному обычаю никто не садился на его место за столом.
Наша группа во главе с Георгием Новиковым прикрывала наземные войска в районах Пушкина и Пулково. Места мне были знакомы еще с детства и по довоенной службе. Вот парк на окраине Пушкина, вот Пулково с его знаменитой обсерваторией, куда мы не раз ходили на экскурсию. Ее белый купол обычно поблескивал на солнце, возвышаясь над огромными елями и соснами. Вдруг внизу я увидел страшный взрыв. Над Пулковской обсерваторией поднялись языки пламени, все вокруг окуталось густым черным дымом. Прямое попадание тяжелого артиллерийского снаряда. Фашисты не щадили ничего: ни материальных, ни научных ценностей, ни жизни их создателей и творцов.
Неяркое осеннее солнце только к полудню появилось из-за плотного слоя облаков. Плавский, Мамыкин и я дежурили в кабинах. По тревоге звено поднялось с аэродрома и взяло курс на Кронштадт.
Высота три с половиной тысячи метров. Под нами плывут белоснежные облака. В разрывах-окнах хорошо видны суровые, свинцового цвета воды Финского залива. На подходе к острову Котлин крутится десятка два вражеских истребителей. Чтобы не привлекать их внимания, мы нырнули в одно из окон и оказались под облаками. Нашему взору открылась страшная картина: несметное число Ю-87, "Хейнкель-111" и еще каких-то машин, похожих на наши ТБ-3, буквально заклевали большой корабль, стоящий на малом рейде.
Казалось, вода кипит от бесчисленных разрывов бомб, а в небе образовалась сизая облачность от стрельбы зенитных орудий - корабль отбивался всеми огневыми средствами. Снаряды летели также с берега и с малых судов. Кругом был сущий ад.
Мы врезались в гущу вражеских самолетов. Но что такое три маленьких лобастых истребителя против целой армады бомбардировщиков? По-моему, фашисты даже не заметили нас. Воспользовавшись неразберихой в воздухе, я выбрал для атаки одну из неприятельских машин. За Плавского не беспокоился: это обстрелянный, инициативный летчик. Тревожился за Германа Мамыкина. Он еще не имел достаточного опыта, не свыкся с боевой обстановкой.
Вот почему, атакуя "юнкерc", я вынужден был все время следить за Мамыкиным: оторвется - и его тут же срежут. Но Герман, кажется, проявлял благоразумие, шел рядом. Заметив опасность, с борта бомбардировщика открыли по нам свирепый огонь. Пришлось маневрировать. А Плавский тем временем строчил по другому бомбовозу. Левый мотор тяжелой машины уже начало лизать жадное пламя.
Со второго захода мне удалось убить воздушного стрелка, и огонь с верхней задней полусферы прекратился. "Теперь можно подойти поближе", - решил я и тут же порадовался за Плавского: его противник дымной головешкой падал в воду.
