Вяйнё Таннер - Зимняя война. Дипломатическое противостояние Советского Союза и Финляндии. 1939–1940
Произошел спор и по поводу Петсамо. Мы полагали, что могли бы рассмотреть уступку северной части полуострова Рыбачий.
В середине разговора Сталин неожиданно спросил нас, что мы можем сказать о районах, которые Советский Союз предлагает в качестве компенсации, указав на карте на части приходов Репола и Пориярви. Мы ответили, что вопрос компенсации станет актуальным позже, если мы сможем согласиться на уступку территорий, на которые они претендуют.
Нам стало понятно, что советское правительство серьезно обеспокоено возможностью того, что СССР окажется втянутым в военные действия в районе Финского залива, а также на побережье Северного Ледовитого океана, поэтому выдвинуто требование корректировки границы у Петсамо. Сталин и Молотов несколько раз называли Англию и Францию в качестве возможных агрессоров. Сталин несколько раз напоминал, что в Первую мировую войну британский флот часто появлялся в районе Койвисто, а британские торпедные катера совершали рейд из этого района в гавань Петрограда, потопив несколько судов. Однако можно было почувствовать, что на самом деле они опасаются Германии. Это государство тоже было названо во время обсуждения в качестве возможного агрессора. На это мы заметили, что такая возможность весьма незначительна, поскольку между Германией и Советским Союзом заключен пакт о ненападении. Кроме того, с нашей точки зрения, Франция и Англия не смогут вторгнуться в Балтику в случае войны.
В поддержку позиции Финляндии мы постоянно ссылались на мирный договор, заключенный в Тарту, а также на пакт о ненападении, заключенный в 1932 году по инициативе СССР и подтвержденный в 1936 году. Эти ссылки были бесполезными; их буквально пропускали мимо ушей. По мнению советских участников переговоров, эти соглашения были заключены при совершенно других обстоятельствах.
После дискуссии, продолжавшейся несколько часов, Сталин и Молотов попросили нас еще раз обдумать их требования в отношении Ханко и Карельского перешейка. Мы ответили, что эти предложения неприемлемы, и попросили их изучить точку зрения, выраженную в финском меморандуме.
Сталин вновь отверг это предложение, потому что Финляндия предлагает слишком мало. Он повторил, что советские предложения являются нижним пределом.
Таким образом, обсуждение зашло в тупик, мы выразили свое сожаление его результатами и решили откланяться. При этом не было речи о новых встречах или другом продолжении переговоров.
Молотов выглядел удивленным нашим уходом. Он произнес как бы между прочим: «Так вы намерены спровоцировать конфликт?»
На это Паасикиви ответил: «Мы не хотим ничего подобного, но вы, кажется, этого желаете».
Сталин только загадочно улыбался.
В 20.00, после двухчасовых переговоров, мы вышли из здания. На обратном пути у нас сложилось впечатление, что переговоры прерваны. По крайней мере, мы были лишены возможности предпринять шаги для их возобновления.
Вернувшись в посольство, мы собрались на совещание с послом Ирьё – Коскиненом, чтобы обсудить сложившееся положение и определить, что можно предпринять. Мы набросали текст телеграммы в Хельсинки, в которой докладывали о результатах и просили разрешения вернуться домой. Затем мы решили заказать билеты на поезд, отправляющийся следующим вечером.
Но в 21.00 зазвонил телефон, и секретарь Молотова попросил нас прибыть на новую встречу сегодня же вечером в 22.30. Таким образом, советская сторона сделала шаг для продолжения переговоров. Нам тут же пришла мысль, что на этот раз предстоит получить ультиматум.
Вскоре, однако, снова зазвонил телефон, и встреча была перенесена на 23.00. Надо заметить, что это было обычное время для бесед в Кремле. У Сталина была привычка работать далеко за полночь, которая сильно выматывала тех, кто привык к обычаям другого мира и вставал рано утром.
Когда мы отправились на встречу в Кремль к 23.00, наша поездка проходила так же, как и в первый раз.
Нас снова принимали Сталин и Молотов. Разговор возобновился, словно он и не прекращался, и дискуссия продолжилась с обсуждения позиции Финляндии. Молотов подготовил ответ на наш меморандум, в котором снова делался упор на оборонительные потребности Ленинграда, но на этот раз требования были уменьшены. Советская сторона по – прежнему настаивала на получении Ханко, но обещала разместить там свои силы в количестве 4 тысяч человек (вместо первоначальных 5 тысяч) «до прекращения англо – франко – германской войны в Европе». Другие воинские формирования должны были оставаться в течение тридцати лет – другими словами, вплоть до истечения срока аренды. Финское предложение относительно Карельского перешейка отвергалось, но и здесь Советский Союз выдвигал требования меньшие по сравнению с теми, что были изложены первоначально. Теперь линия предлагаемой границы сдвинулась южнее того, что Сталин раньше показал на карте. Но конечным ее пунктом по – прежнему оставался Койвисто.
Высказывая наше отношение к новому варианту требований, мы выразили мнение, что они так же неприемлемы, как и прежние. Но мы согласились доложить о них в Хельсинки.
Молотов. Сколько времени потребуется для этого?
Паасикиви. Около четырех дней. Каким образом мы можем отсюда связаться с Хельсинки?
Молотов. Отправьте им телеграмму.
Таннер. Но будет необходимо проконсультироваться с парламентом, который еще не информирован по этим вопросам. Мы не можем точно сказать, сколько времени потребуется. Но мы сообщим вам ответ, как только он будет готов.
Наших собеседников это устроило, и мы покинули комнату переговоров с картой, которую получили.
Вернувшись в посольство, мы снова обсудили ситуацию и пришли к выводу, что отправка телеграммы не даст никаких результатов в решении проблемы такого большого масштаба; следовательно, мы должны сами отправиться в Хельсинки и лично доложить об обстановке. Сообщили телеграммой в Хельсинки о нашем решении и разошлись по своим комнатам в два часа ночи.
На следующее утро, 24 октября, Паасикиви пришел в мою комнату со следами бессонной ночи на лице, ему не терпелось поговорить со мной. Он охарактеризовал наше положение следующим образом:
– Двадцать лет мы жили в плену иллюзий. Нам казалось, что мы можем сами определять свою судьбу. Мы выбрали нейтралитет и скандинавскую ориентацию в качестве нашего внешнеполитического курса. Но теперь обнаруживается истина. Наше географическое положение связывает нас с Россией. Неужели это так ужасно? Во времена царизма расквартированные в Финляндии русские гарнизоны не слишком вмешивались в наши внутренние дела; но теперь вряд ли они займут такую же позицию. Требования, предъявленные нам, посягают на нашу скандинавскую ориентацию и на наши отношения с Германией. Теперь мы обязаны сражаться, но мы не в состоянии делать это. Финляндия не может объявить войну. Если война разразится, мы проиграем ее и результаты будут намного хуже, чем мы можем добиться соглашением. Зараза большевизма распространится по Финляндии, последствия будут фатальными. Сможет ли Швеция прийти нам на помощь?! Ханссон[8], премьер – министр Швеции, должен дать ответ на этот вопрос.
