Николай Старостин - МОИ ФУТБОЛЬНЫЕ ГОДЫ
общение с мячом выросло в десятки раз, не говоря уж о том, насколько оно стало легче, удобнее и приятнее. Если оставить в стороне уникально одаренных, таких, как П. Дементьев и Г. Федотов, то уровень игроков — назовем их обычными — сейчас несравнимо выше, они непринужденно выполняют приемы, считавшиеся некогда редкими, сложными.
Игра стала заметно быстрее. Встречались и в мое время скоростники, но они могли позволить себе увлечься бегом в одиночку. Другие нажимали на обводку, но чувство меры они то и дело теряли, задерживали мяч. Теперь, как известно, в ходу передачи в одно касание, заниматься обводкой в середине поля — признак невысокого класса.
Кстати, напомню, что игру в одно касание провозгласил и культивировал замечательный тренер Борис Андреевич Аркадьев. Точно так же, как я считал для себя невозможным пропустить хотя бы одну игру Г. Федотова, всегда нетерпеливо, с предвкушением чего-то нового стремился на каждое выступление Аркадьева на тренерских конференциях, изучал его статьи, его учебник. Культурный, дальновидный человек, ему очень многим обязан наш футбол!
А мне довелось противостоять ему на поле. Меня, правого крайнего, он, левый полузащитник, не раз держал. Жестко играл, хорошо бегал, высоко поднимая колени. Бывало, сталкивались, что-то он мне намеревался сказать в пылу, но так как он слегка заикался, я отбегал, не дождавшись, и так и не узнал его мнения о наших молодых единоборствах. Сколько же времени минуло!..
В пору, когда мы с Аркадьевым играли, «университеты» футбольные проходили следующим образом. После матча уговаривались: «Пойдем потолкуем о тактике». Собиралось нас человек семь-восемь, шли в трактир, заказывали самовар, баранок и принимались разбирать свою игру. Теорий мы тогда еще не изучали, судили попросту, исходя из практики. Но возникали и тонкости, полезные и современным игрокам. Напираем мы, крайние нападающие, левый — Валентин Прокофьев и я — правый, на нашего главного «диспетчера» Петра Исакова: «Почему редко мяч давал?» А он аккуратно, спокойно разъяснит: «А зачем тебе было давать, я же чувствовал, что ты сегодня не в ударе, все равно испортишь». И ведь угадывал! Между прочим, нападающий Ю. Гаврилов, тоже прирожденный распасовщик, наделен такой же интуицией, всегда старается найти передачей того партнера, у которого игра хорошо идет, кому попало он мяч не доверит.
Я преисполнен уважения ко всевозможным знаниям, накопленным за годы в нашей специальности. Хочу только предостеречь наиболее рьяных эрудитов: знаниями надо пользоваться с чувством, с толком, помогая ими игре, а не подавляя ее ими.
Не могу, например, согласиться, когда слышу, как современный тренер во всеоружии разученных им тактических схем и маневров демонстрирует их игрокам по пятьдесят раз за сезон и не меньше чем по полтора часа за «сеанс», пытаясь им вдолбить, когда и куда они должны передвинуть ногу. У меня в таких случаях возникает ощущение, что он блистает своими познаниями, так сказать, из любви к искусству, а к предстоящему матчу они не имеют отношения. Да, тренерам следует всячески предостерегать игроков от ошибок, внушать, что им нельзя делать. А каждый ход в игре не предусматривать и не навязывать. Обстановка на поле большей частью непредсказуема, команда же не может одинаково выполнять затверженные заповеди, если счет сделается 0:1 либо 1:0. Она непременно что-то изменит по ситуации, на то она и команда мастеров.
Кажется, я недвусмысленно дал понять, что вижу современный футбол значительно и существенно превосходящим старинный. После этого со спокойной душой скажу и о том, что меня не устраивает сегодня.
С того момента, когда команды мастеров стали гораздо больше играть и тренироваться, нагрузки, как и требования к технической квалификации, выросли, прежний откровенный, неуемный пыл стал подчиняться строгим правилам турнирной стратегии. Не возразишь, это естественно.
При такого рода поворотах нередко начинают заново пересматривать и самую суть игры. Едва ли не большинство тренеров заразилось оборончеством, декларации об атакующем футболе произносятся на словах, для приличия. В ходу соревнование не в том, кто больше забьет, а в том, кто меньше пропустит. Из-за этого футбол искажается даже на глаз.
Нельзя же представить, что размеры поля взяты с потолка, нет, они предусматривают наилучшие возможности для содержательной, хорошо смотрящейся с трибун игры — 7350 квадратных метров. Прикиньте, сколько используется обычно: хорошо, если по 15— 20 квадратных метров на футболиста. А половина поля не обжита. Толкотню и тесноту создают вовсе не новейшие тактические построения, а трусость оборонцев, боязнь пропустить, ибо у них нет веры, что сумеют забить в ответ. Иногда мы сидим на лавочке и спрашиваем ДРУГ у друга: «Кто ударил?» В толпе не различишь.
Когда я сейчас вижу в команде двух, а то и одного форварда, испытываю чувство горечи. Прекрасно осведомлен о новых тактических построениях, вижу, что хавбеки, даже защитники, забивают. И все же «сокращение штатов» неминуемо повлекло за собой сведение к минимуму искусства форвардов, наиболее тонкого, изощренного в футбольной игре. Понимаю, что никого не уговорю прибавить в командах нападающих. Но почему-то надеюсь, что о нас, крайних форвардах, еще вспомнят. В этом случае, помимо всего прочего, будут учтены интересы зрителей.
Я вообще полагаю, что футбол в будущем начнет энергичнее совершенствоваться как зрелище. Мне приходилось видеть поля, уложенные по наименьшим из разрешенных правилами размерам, и получать по этому поводу разъяснения, что сделано это для того, чтобы зрители видели больше событий в наиболее интересных для них зонах.
Вернусь к тому, что еще мне претит. Это персональная опека. Вопрос сложный, о нем судят и так и этак много лет разные авторитеты. Не собираюсь касаться его во всем объеме, во всех разветвлениях. Кажется, я был одним из первых нападающих, кто подвергся «персоналке». Итог был таков: когда мне однажды удалось оторваться от опекуна и выйти один на один с вратарем, мой постоянный преследователь настолько поверил, что обязан меня «съесть», что недолго думая ударил меня сзади по обеим ногам. Я упал и был отвезен в больницу. Было ли утешением, что моего обидчика удалили с поля? В конце концов суть не в моем неловком падении, а в том, что против футбола было совершено преступление. И сколько самых лучших пострадало от грубости, от «персоналки»: Г. Федотов, В. Бобров...
«Персоналка» — цинично-плебейский способ ведения защиты, при котором над игрой совершается грубое насилие. Не верю, чтобы с трибун так уж привлекательно выглядело это туповатое, назойливое преследование на грани не фола, а членовредительства. Утверждают, что встречаются искусные персональщики, которые и мяч отберут, и соперника пальцем не тронут. Допустим, такие есть. Но много ли их? А персональную опеку, хотя она не способствует развитию ни техники, ни соображения, внедряют даже в детских командах. Это тоже проявление оборончества — «сам не играй и другому не позволь». Хочу только оговориться, что я имею в виду не наблюдение за противником в зоне, а преследование по всему полю.
