Юлия Вознесенская - Записки из рукава
Последовательность и законность нашего судопроизводства умилительны!
Чудо
Сегодня на улице меня окликнули: «Юлия!» Гостиничная знакомая. Постояли, потрепались и разошлись. Но какое это чудо — услышать, как тебя окликает знакомый голос.
Глазами Артура Миллера
А мы потеряли еще одного переводимого западного писателя! По сценарию А. Миллера поставлен фильм «Потолок архиепископа». Гвоздь сюжета в том, что в лепном потолке бывшего кабинета архиепископа, а ныне — кабинета героя (чеха или поляка, не помню), спрятано подслушивающее устройство. Герои произносят правоверные речи, обращаясь непосредственно к потолку, с глазами, возведенными горе. Это еще семечки!
Я иногда казалась себе подопытной собакой, которую опутали проводами и зондами, а в череп ей понатыкали электродов. Собака пытается жить нормальной собачьей жизнью, а вокруг толпа белоглазых вивисекторов обрабатывает полученные данные: столько раз вздохнула, столько-то выработала желудочного сока, тогда-то уснула, тогда-то проснулась.
Удивительно ли будет, если однажды в бедной собаке проснется волк и бросится на своих мучителей? А ведь таких собак много.
Почтовые радости
Утром я встаю и сразу бегу на почту.
— Вам ничего нет.
Второй раз иду после двенадцати.
— Вам ничего нет.
Третий и последний заход — вечером, перед самым закрытием.
— Я уже говорила, что для вас ничего нет. Что вы бегаете целый день, работать мешаете?
Однажды я зашла утром на почту, а потом целый день держала себя на привязи и больше туда не заглядывала.
Прихожу на следующий день утром. Телеграмма! «31 и 1 буду ждать звонка дома. Целую». И подпись.
Смотрю на время — телеграмма получена еще вчера днем! И так мне стало жаль себя вчерашнюю, дневную и вечернюю, что я решила плевать на недовольство почтовых девиц и не пропускать больше ни одного захода.
В июне Наташка приезжает свидетелем на мой суд. Готовимся мы к нему, копаясь в моих рукописях. Переписываем эту книгу. Когда я прочла ей эту главу, она схватила письма, с которыми я не расставалась, и, тряся пачкой оных, возмущается: «Мало ей писали? Мало ей писали?!» Гляжу и удивляюсь — а ведь и вправду много!
Страстная неделя
Перед Страстной у меня кончились деньги. Я сказала об этом по телефону друзьям. Но они что-то там замешкались, перепоручили это один другому. Остались у меня только чай и сигареты. И тут я узнаю— Страстная неделя!
Всю неделю постилась и читала Евангелие. Соседки по комнате заметили, что я ничего не ем, и предложили мне денег в долг. Я отказалась и объяснила, почему. Они попросили читать Евангелие вслух. Это было хорошо.
Перед самой Пасхой денег прислали много и со всех сторон. И мы справили Пасху. Все было чудесно. Но больше всего я радовалась тому, что мне удалось соблюсти хотя бы неделю поста. Всего неделю, но зато уж полного! А друзья мои расстраивались и никак не могли понять, за что я их благодарю.
Для меня самое страшное — в Страстях Христовых — ночь в Гефсиманском саду. «Симон! Ты спишь? Не мог ты один час бодрствовать?»
Я жалею, что меня не было в ту ночь в Гефсиманском саду,— я бы не уснула! Я и теперь не сплю эту ночь на Страстной — в память о Нем. А у меня какая длинная ночь спящих друзей!
Я потому не плачу.
Что горше слез моих
Раскрытый наудачу
Новозаветный стих.
Я потому прощаю
Изменникам моим
Что горшие печали
Стояли перед Ним.
Как Он рыдал когда-то.
Две тыщи лет назад!..
Спит, тишиной объятый,
Мой Гефсиманский сад.
Ни шороха, ни ветра
В сугробах февраля.
Лишь редко вздрогнет ветка
Под лапой снегиря.
Я отворю калитку,
Войду в его покой.
Озябшую молитву
Согрею под рукой.
Легка печаль простая
С глазами в облака:
Тот, кто меня оставит,
Не приходил пока.
Весна в Воркуте
В конце апреля солнце стало пригревать. Весна? С крыш, карнизов и балконов закапало. Начали таять великолепные, огромные воркутинские сугробы, эти горы и пригорки, по которым так весело бегали дети и беспризорные собаки. И вдруг стало видно, что никакие это не сугробы, а просто гигантские помойки. Некоторые достигали второго этажа.
Через несколько дней вновь ударил мороз, налетела метель. Снег опять запорошил помойки самым приятным для глаз образом. Теперь я уже знаю, что скрывается под этим пушистым снежком, и старательно обхожу все возвышенности. Но, увы, это почти невозможно, ибо невозмутимые воркутинцы протаптывают тропинки напрямик, по сугробам и по помойкам.
Вот теперь мне понятно, почему в шикарных приемных воркутинского «верхнего» начальства по персидским коврам бегают тараканы. Наташка уехала…
«Пришла, рассыпалась; клоками
Повисла на ветвях дубов».
Воркуту замело майским снегом. Где-то скрипит, затворяясь за тобой, еще одна дверь. Тянет впасть в новую спячку — Наташка уехала! Больше мне ничего не покажут.
Приехала она, нашумела, упустила часть привезенных бумаг в мелкий омут местной кагебни, растормошила меня, закормила икрой — чушь какая-то. Но зато привела ко мне друга — Женю Пашнина. Сколько лет ходили к нему, а теперь вот он ко мне ходит, передачи в больницу носит. Принес лекарство для глаз: альбомы Модильяни, Шагала, Лотрека, Пикассо.
А Наташка все равно уехала!
Еще один подарок правосудия
Я давно уже заметила, что перестала видеть в сумерках. Сегодня проверила зрение — 0,07 оба глаза. Неужели это так серьезно? А как же путешествия, отложенные на старость? «Увижу ли Бразилию до старости моей?» Ведь этак и Мордовии не увидишь! Обидно.
«Если можно, пронеси чашу сию мимо меня! Но не как хочу, а как хочешь Ты».
Город ледяного дьявола
В Воркуте нет ни одной церкви! Ни одной!
Этот город построен по черному замыслу и на крови. Жизни здесь никогда не будет. Недаром здесь не хватает больниц и врачей. А стоит человеку уйти отсюда на год — город развалится, сгинет, а через пять лет уйдет в небытие. Нужны ли такие города? Уголь? Пожалуйста, добывайте уголь, но зачем заставлять людей обживать необживаемое, неживое? Дети болеют, женщины некрасивы и рано старятся, мужчины выглядят переодетыми каторжниками. И все считают деньги! Каждый семилетний воркутинец знает, сколько стоит цветной телевизор!
И вновь закрытые двери…
Псориаз начался у меня еще в тюрьме. Врачи очень хорошо знали, что север мне противопоказан, но я уже писала о том, что такое тюремные врачи. В Воркуте псориаз меня истерзал. И форма очень противная — экссудативная. Впервые он покрыл меня всю, до ступней ног. По утрам я не могу встать на ноги до тех пор, пока не размочу все корки в горячей воде. Хожу и вспоминаю бедную русалочку — «будешь ходить по ножам и бритвам…» Болит и все тело. За что это мне?
