Игорь Цыбульский - Громов
— Здесь был вход в кабинет начальника училища — генерала Мельникова, — показывает Скворцов. — Мы его видели не часто, только на торжественных построениях. Запомнилось его любимое словечко: «Бесспорно!»
Кадеты над ним подшучивали. Вставали в наполеоновскую позу и важно гудели: «Бесспорно, я люблю детей!»
Эта чугунная парадная лестница — место наших мучений. Ее приходилось постоянно чистить и надраивать соляркой.
Наш генерал на фронте потерял ногу и ходил на протезе. Во время утреннего построения он спускался к нам по этой лестнице, как Зевс-громовержец с Олимпа. Сапоги бутылками, начищены, сияют. Лестница тоже надраена, блестит.
Команда: «Училище, смирно!» Все замирает и… Однажды, как на грех, генерал поскользнулся и на заду загрохотал по лестнице… Но что значит настоящий генерал! Присутствия духа не потерял, рука у козырька и на наше приветствие он ответил громко, но не очень разборчиво: «Во-го-го-го-ль-но-но-но!»
Понимаю, что не очень прилично над такими ситуациями смеяться, но что поделаешь! Запечатлелось на всю жизнь!
Под этой лестницей проводились построения и перед увольнением. Тут ходил перед нами и всех проверял дежурный по училищу. Обычно это был командир роты. Хорошо помню подполковника Михайловского по прозвищу «Шея». Шея у него и правда была заметная, красная. Могучий такой, бычий загривок. И вот один из кадетиков, который по милости «Шеи» остался без увольнения и драил соляркой нашу знаменитую железную лестницу на третьем этаже, прицельно уронил тряпку с соляркой прямо на шею подполковника.
Кадетик, который это сотворил, мне рассказывал, что все обошлось. Его не выдали. Он ведь не один лестницу драил. Ну, выпала у кого-то тряпка случайно… попала подполковнику прямо на шею. Бывает…
Под знаменитой лестницей — маленькая дверь, через нее выходим во внутренний двор.
— Здесь находилась баскетбольная площадка, — осматривается Юрий Иванович. — Тут яма для прыжков. Там, где сейчас гаражи, был плац. Ровная, хорошо утрамбованная поколениями суворовцев земля.
Однажды я удрал в самоволку. Вот так — по плацу и через забор. Он у нас высокий, сплошной. Сбежали мы с Толиком Велиховым под видом футболистов. Они тут в свободное время всегда играли, засучив брюки и сняв ремень. Мы сделали то же самое, помелькали среди них, а потом махнули через забор.
Возвращаемся тем же путем, в таком же виде, как будто в футбол играли. Не могли мы знать, что начальник политотдела подполковник Хомутов (политотдел располагался в этом вот эркере) стоял у окна и прекрасно видел все наши манипуляции. И вот, когда мы уже спокойно пересекали плац, уверенные, что все обошлось, открывается окно и разъяренный подполковник кричит на весь двор: «Ко мне! Наглецы! Немедленно!»
Притащил нас к начальнику училища, и генерал, никогда не отличавшийся особой строгостью, укоризненно прогудел: «Ну что же вы, суворовцы? Бесспорно… вас придется наказать!»
Меня смех разбирает. Нервный, видимо. Делаю вид, что кашляю. Короче, три по поведению. Два наряда вне очереди в выходные дни и месяц без увольнения.
Вообще-то у нас было много любителей сходить в самоволку. На эту тему наш суворовский поэт Юра Дмитриев даже стихи написал.
САМОВОЛКА
САМОВОЛКАСвобода! Свободу! К свободе
Тянулась незримая нить.
Мой друг Стародубцев Володя
Любил в самоволку ходить.
Однажды осеннею ночью,
Ругая дождливую слизь,
Он спрыгнул с забора неточно
И враз на шинели повис.
Тут руки совсем бесполезны,
И ноги по доскам ведет,
А пояс, как обруч железный,
Свободно дышать не дает.
И клял он свою самоволку,
И звал всех святых и благих,
Да только, как водится, толку
Не очень-то много от них.
На счастье, курящий дежурный
Проветриться вышел во двор,
Окурком нацелился в урну
И слышит: «Товарищ майор!..»
Конечно, тут нечего спорить
С нарядом за этот пассаж.
Как кукла, висеть на заборе
Не должен суворовец наш.
Конфуз при ноябрьской погоде
Останется с ним до седин.
С тех пор в самоволку Володя
Ни разу не бегал… один.
Эти громадные деревья, серебристые тополя, были тогда совершенно такими же. Это на нас время действует, они же несколько прошедших десятилетий просто не замечают.
Там, наверху, окна помещений, где находилась наша рота. На третьем этаже, начиная от этой водосточной трубы, была спальня на сто человек. Сто человек — это и есть наша 3-я рота. Здесь была пожарная лестница.
Обычно все шли в спальню по внутренней лестнице. А некоторые поднимались по пожарной на третий этаж и по тому карнизу (этажи не современные, по высоте получается на уровне пятого, навернешься, по частям придется собирать) шли к спальне и через окно залезали. Конечно, эти циркачи оказывались у цели раньше остальных. Но если увидит офицер, сами понимаете…
Были и легендарные личности. Один наш коллега сумел пройти этот путь на беговых коньках.
Зимой во дворе заливалась льдом площадка, там играли в хоккей и бегали на коньках. Этот скороход на спор, не снимая коньков, поднялся по пожарной лестнице, прошел по карнизу и оказался в спальне. Но не сразу… Ему должны были изнутри открыть окно. Зима все ж таки. Окна не только закрыты, но и заклеены. А ключи от спальни, как назло, кто-то из офицеров забрал. Пришлось рекордсмену какое-то время подождать (часика два), пока ключи не принесли.
Его, конечно, сурово наказали в назидание другим, но подвиг вошел в анналы кадетской доблести.
Пойдемте дальше. Вот тут были еще дополнительные трубы газовые, и по ним тоже любили лазить. Был один легендарный человек — Володя Дашевский, у него была кличка «Обезьяна». Он по этим трубам бегал! Бегом вдоль стен!
Здесь, от этого тополя и до ворот, довольно большое пространство. В этом месте суворовец Борис Громов установил рекорд училища, так и не побитый, кстати, по ходьбе на руках. Все честно замерено — 39 метров! Это тоже вошло в анналы.
Мы сейчас стоим на плацу. Наверное, не нужно объяснять, что тут каждая пядь земли полита потом и слезами. Строевая подготовка в Суворовском училище… Это может быть сравнимо только с муштровкой в кремлевской роте. Место великого труда.
Борис по строевой подготовке считался одним из первых. Но были у нас и настоящие виртуозы. Например, Володя Сологубов. Его проходы по плацу приходили смотреть, как тридцать два фуэте солистки Большого театра. О нем слагались легенды.
